Роботов делать из бывших людей?

Алексей КОЛЕНСКИЙ

10.02.2014

тическая мелодрама в упаковке старого доброго боевика.

2028 год. Международный терроризм побежден. Ближневосточные регионы патрулируются боевыми американскими роботами. А в Штатах продолжают бесчинствовать уличные банды: упрямые конгрессмены не желают навести порядок у себя дома с помощью умных машин. С ними солидарно большинство граждан.

Изменить общественное мнение способен лишь один человек — глава военного концерна OmniCorp Раймонд Селларс (Майкл Китон). Для продвижения боевых роботов на внутренний рынок ему нужна живая легенда — железный парень, которого полюбят обыватели. Собрав останки «сгоревшего на работе» копа Мерфи (Юэль Киннаман), бизнесмен создает киборга нового поколения. Робокоп сдает боевой экзамен, получает доступ ко всем камерам наружного слежения, полную базу данных разыскиваемых преступников и… едва не вырубается в момент просмотра видеозаписи собственной казни. 

Биоконструктору Деннетту Нортону (Гэри Олдман) приходится понизить гормональный фон своего изделия — практически отключить эмоции Робокопа. Стремительный, бессердечный, подконтрольный слуга закона зачищает Детройт — граждане ликуют, акции OmniCorp растут. Страдает лишь семья героя. Супруга (Эбби Корниш) устраивает Мерфи разнос, и тот, опомнившись, в обход полученных директив начинает охоту за казнившим его торговцем оружием, связанным с отцами города. Получив благословение Конгресса на производство стопроцентных роботов-полицейских, Селларс принимает решение отключить непослушного парня навсегда.

Позаимствовав фабулу похождений верховенского супермена, бразилец Жозе Падилья («Элитный отряд») вывернул историю боевой машины наизнанку, представив Робокопа разменной пешкой в игре политиканов, показанных с изрядным сарказмом. И доказал — один в поле воин. Герой, увидевший свою смерть, становится берсерком. Выбор горячего шведского парня на роль Мерфи — главная удача этого политического памфлета — одними глазами Юэль Киннаман передает решимость, гнев, бесстрастие и отчаянную боль утраты человеческого «я».