Марина АЛЕКСАНДРОВА

18.02.2019

На экраны выходит «Снегоуборщик». Когда «перевод» европейского кино на язык прерий производит сам автор, то продукт может получиться вполне приличным. Фильм «Дурацкое дело нехитрое» Ханса Петтера Муланда при пересадке в чужую почву лишился только некоторой северной медитативности и пары очень «вкусных» диалогов на сугубо европейские темы — ​например, о прелестях норвежских тюрем по сравнению с сербскими.

Лиам Нисон в роли работяги-мстителя оказался одновременно убедительнее и трогательнее, чем Стеллан Скарсгард, который за рулем огромной машины почему-то выглядел скучающим пассажиром, да и в остальном порой напоминал недоумевающего белого медведя, забредшего в город. Нисон сыграл и живее, и ярче. К сожалению, труды, и немалые, по американизации иронического скандинавского боевика, похоже, во многом пошли прахом — ​как ни странно, из-за того, что отношение британского актера к проявлениям зла оказалось таким же по-донкихотски несовременным, как и у его героя. Из-за неосторожного признания Нисона, что он в молодости готов был убивать чернокожих после того, как его девушка была изнасилована одним из них, премьеру «Снегоуборщика» в Нью-Йорке отменили, а фильм подвергся зрительскому бойкоту, несмотря на заступничество именитых афроамериканских друзей актера. Такой вот воистину черный юмор получился, точнее, ирония судьбы.

Если продолжать злополучную тему толерантности, то «Снегоуборщик», с одной стороны, не особо комплиментарен и трепетен к меньшинствам, а с другой — ​абсолютно предельно лоялен как к цвету кожи, так и к религиозной принадлежности персонажей. В такой же степени, в какой придерживается принципа «color-blind casting» сама Смерть. Режиссер старательно ведет учет каждого выбывшего из игры, обозначая соответствующей пиктограммой его конфессию или систему убеждений. Постепенно становится ясно, что ни одна вера на свете и никакая национальная принадлежность не может уберечь человека ни от превращения в негодяя, ни от нелепой гибели за неправое дело. То же самое работает и в другую сторону. У тебя может быть любой цвет кожи, любое прошлое и любые родители, но значение имеет только тот выбор, который ты делаешь в настоящий момент. Яблоки не всегда падают у корней яблони, а иногда, вопреки всем законам природы, в гнезде у стервятника может вылупиться голубь.

Подход неоднозначный, потому что культура и семья все же что-то значат. Их обесценивание ведет к превращению человечества в некий первобытный бульон, скопище индивидуальностей, лишенных корней, идентичности, родных камней и алтарей. Но что есть эта самая идентичность? Символ на шее или на могильной плите, полученный по наследству и мало что значащий для тебя, прическа, одежда, другие способы распознавания своих и чужих? И все ли в порядке с твоей идентичностью, здорова ли она, если ты обрамляешь в шкуры современные компьютеры и ищешь рядом кого-то, кого бы ты, угнетенный, тоже мог погонять на посылках. Индеец — ​индийца. Смешной каламбур.

«Снегоуборщик» — ​в целом фильм достаточно смешной, хотя и начинается очень невесело. Эффект достигается за счет ломки всех и всяческих шаблонов и стереотипов, не только религиозно-расовых, но и жанровых и персонажных. Драма? Да нет — ​зубодробительный боевик о мстителе. Нет же, черная комедия. Нет, все же трогательная драма, почти рождественская сказка. Или философская притча? Да тут черт ногу сломит, как в непролазных сугробах!

Сюжет чем-то напоминает «Телохранителя» Куросавы, вот только здесь нет по-восточному коварного плана, все решает госпожа Судьба и ее «черный лебедь» об одном белоснежном крыле. Судьба раздает возмездие, невзирая на лица. И если ты готов по свистку хозяина калечить и «убирать» людей, то значит, и тебя уберут. Ну, то есть так должно быть в идеале — ​хотя бы в кино.

«Снегоуборщик» — ​конечно, не шедевр. Стилевая вторичность его заметна, и ее даже не особо маскируют — ​меланхоличные диалоги напарников обо всем на свете, мгновенно сменяющиеся жестоким действием, ни с чем не спутаешь. Но от того, чтобы стать еще одной бледной копией с фильмов Тарантино, «Снегоуборщика» уберегает какая-то трудноуловимая несовременность и европейская провинциальность. В глазах героя Нисона при встрече с таким обыденным злом, как продавцы «снежка», видится брезгливое недоумение: вроде на людей похожи, а поди ж ты… и кликухи-то у них какие-то поганые. Человек от земли, ну, или от снега, даже карая зло, не превращается в хищника, скорее он похож на мирного быка, забодавшего и затоптавшего волков. Так что тут уместнее вспомнить не японскую классику, а тоже европейский и очень старый фильм — ​«Тайна фермы Мессе» с Жаном Габеном. Или нашего «Ворошиловского стрелка». Эти такие разные фильмы роднит ощущение правильности, когда коса лощеного зла находит на корявый и вроде бы невзрачный камень.

Правда, мистер Коксман защищает не семью, которой у него уже нет, и не патриархальную территорию, а цивилизацию — ​не больше и не меньше. Потому что цивилизация — ​это не мощные машины, хорошие дороги или здоровая пища. Это победа над волком в человеке. Это стремление служить другим, а не наживаться за их счет. Это милосердие и любовь, для которых нет ни эллина, ни иудея, ни негра, ни индейца. Потому и едет каждый день по одной и той же скучной дороге вдоль вечных величественных гор снегоуборщик с вереницей пристроившихся следом машин. Снег ведь, в отличие от перенасытившейся злобой и пороком человеческой грязи, сам себя не уберет.