«После опубликуешь»: Захар Прилепин издает поэзию Эдуарда Лимонова

Сергей ГРОМОВ

06.09.2022

«После опубликуешь»: Захар Прилепин издает поэзию Эдуарда Лимонова

Одно из главных литературных событий этого года в России — выход первой книги «Полного собрания стихотворений и поэм» Эдуарда Лимонова, чье 80-летие будет отмечаться в феврале 2023-го.

Чрезвычайна любопытна — и особенно ценна для литературоведов — предыстория издания.

Лет десять назад Захар Прилепин вызвался лично собрать и опубликовать в нескольких томах абсолютно все где-либо сохранившиеся, потенциально досягаемые стихи Эдуарда Лимонова. Седовласого мэтра, предводителя молодых радикалов, инициатива воодушевила, и он с радостью благословил энтузиаста-доброхота (к тому времени уже состоявшегося большого писателя) на этот без преувеличения титанический труд: помимо совсем немногих отпечатанных типографским способом томиков и опубликованных в периодике стихотворений, предстояло разыскать рукописные, самиздатовские сборники, поэтические автографы, записные книжки и тетради, сбереженные в государственных архивах или «завалявшиеся» в частных коллекциях. На многие из таких находок следовало бы изначально поставить штамп «Сохранилось чудом».

И вот, когда основная работа адовая была сделана уже, у Эдуарда Вениаминовича в руках оказалась заветная флешка, а его незаменимый помощник-принтер напечатал огромную, высотою в метр, стопу бумаги формата А4, поэт вдумчиво пробежал глазами давно им сочиненное и уже порядком подзабытое и... (далее цитата из Живого Журнала Захара Прилепина) «вдруг сказал: «После опубликуешь». Там — в старинных его стихах — было много абсурдного, даже нелепого, смехового - а он уже был «вождь», «пророк», «экстремист». Эти стихи ему мешали».

В наш запредельно циничный, чуждый всякой романтики-сентиментальности век подобная поэзия действительно звучит на общем фоне несколько странно, вычурно. К тому же Лимонов наверняка опасался пошлых, бестактных вопросов: «А вы не находите, что ваши ранние произведения напоминают экзерсисы типичного российского графомана?» И тогда 70-летнему ветерану изящной словесности пришлось бы либо резко осадить неуча-хама и оставить глупый вопрос без ответа, либо пуститься в пространные объяснения — рассказать, что в молодости Эдуард Савенко упоенно читал Хлебникова и обэриутов, а те, являясь принципиальными противниками лексики и ритмики поэзии Золотого века, плевать хотели и на вкусы достопочтенной публики, и на общепринятые литературные нормы. А еще обэриуты с Хлебниковым любили пересыпать собственные строфы неуклюжими архаизмами, как бы манифестируя (вряд ли всерьез): «Пушкин много хуже Державина, а старикашка Фет — не чета не то что Сумарокову, но и какому-нибудь, прости Господи, Сковороде». А еще Лимонов должен был бы добавить к сказанному, что в молодые годы попасть под влияние таких ниспровергателей основ — это нормально и даже похвально. Но, скорее всего, он вообще ничего не стал бы объяснять интервьюеру, а послал бы его подальше — в библиотеку...

Свое 60-летие в феврале 2003 года Эдуард Вениаминович встречал в камере Саратовского централа, в ожидании приговора суда. Тем временем в Москве, в Центральном доме литераторов, соратники, сторонники и почитатели проводили посвященный этому юбилею вечер. Конечно же, помимо всего прочего, звучали со сцены ЦДЛ и стихи «политического узника». Уже довольно популярный на тот момент актер Владимир Епифанцев весьма экспрессивно продекламировал написанные в конце 1960-х и оказавшиеся пророческими (отчасти) строки: «Умру я здесь в Саратове в итоге / Не помышляет здесь никто о Боге / Ведь Бог велит пустить куда хочу / Лишь как умру — тогда и полечу... / И сильный был в Саратове замучен / А после смерти тщательно изучен». Сугубой трагичности, эдакого метафизического напряжения событию придавал удивительный (с точки зрения диалектического материализма) факт: в «столице Поволжья» Лимонов впервые очутился в конце 2002 года, как раз тогда, когда из СИЗО «Лефортово» его переместили туда в качестве подсудимого.

Как, с чего вдруг тридцатью годами ранее ему пришла в голову мысль о том, что именно в Саратове, совершенно незнакомом доселе городе, он будет непременно «замучен» (кстати, согласно первоначальному обвинению срок Лимонову грозил едва ли не пожизненный)? На этот вопрос внятного ответа вам не дал бы и сочинитель стиха, который при первом прочтении смахивает на глоссолалию вещающего в рифму юрода, но после вчитывания дает методическую подсказку: поэт, когда слагал стихотворение, думал-творил на нескольких языках одновременно — Введенского и Тредиаковского, Заболоцкого и Кантемира, Олейникова и Державина. Ну и Хлебникова, само собой...

Вот еще несколько кусочков того же напичканного «архаикой» произведения: «И никогда их бедное устройство / не воспитает в них иное свойство / против сей жизни мрачной бунтовать / чтобы никто не мог распределять... / Зачем же те далекие прадеды / не одержали нужной всем победы / и не отвоевали юг для жизни / наверно трусы были. Кровь что брызнет... / Так думал я и теплые виденья / пленив мое огромное сомненье / в Италию на юги увели / и показали этот край земли / Деревия над морем расцветая / и тонкий аромат распространяя / И люди босиком там ходят / Ины купаются, иные рыбу удят...» Как же трудно было читать Владимиру Епифанцеву подобные строки!

В первом томе «Полного собрания стихотворений и поэм» есть еще один (!) ранний стих с упоминанием достославного областного центра Поволжья «Ветрами полон мир — Саратов...», где исследователи биографии автора наверняка обнаружат и другие предсказанные на десятилетия вперед событийные сцены, например, связанные с его освобождением из колонии и долгожданной встречей с молодыми соратниками в Москве: «Степенный вышел долгожитель / и пригласил пройти ко сну. / У здешней школы я учитель / над вами сетку натяну». Понятно же, что в конце 1960-х — начале 1970-х никакой своей школы у этого гуру радикальной молодежи не было и быть не могло. Таковая появилась в 1990-е, когда Эдуард Лимонов и Александр Дугин создали свою политическую партию. (Данная организация то ли распущена, то ли запрещена, однако заметный след в политической истории России она, безусловно, оставила.)

Одной из характерных особенностей этого сообщества, наполовину состоявшего из интеллектуалов и просто творчески одаренных молодых людей, было то, что их лексикон содержал в себе уйму мудреных словечек, и очень часто в беседах между собой нацболы использовали термин «экзегетика», что означает толкование малопонятных современному человеку текстов. Лимонов о своем раннем творчестве ученикам-партийцам почти ничего не рассказывал, однако был твердо уверен: квалифицированные толкователи его поэзии среди них в случае острой необходимости дадут о себе знать.

Такой случай ныне представился, через два года после смерти поэта многие написанные им стихи действительно требуют некоторых пояснений. Захар Прилепин и его помощники, возможно, лучшие на сегодня отечественные литературоведы Алексей Колобродов и Олег Демидов, образовав могучее трио экзегетов «КПД» (Колобродов — Прилепин — Денисов), подготовили для «Полного собрания стихотворений и поэм» сотни страниц интереснейших комментариев. В первом томе они, разумеется, тоже есть.

То, что поэтическое наследие Лимонова публикует Прилепин, и закономерно, и очень символично. Главный составитель издания, он же большой русский писатель, очень многому научился именно у Деда (так нацболы за глаза именовали своего вождя в последние годы его жизни), стал ему ровней не только в литературном мастерстве, но и в генерации политических, социокультурных, философских смыслов. И нет ничего удивительного в том, что на презентациях первой книги четырехтомника можно встретить немало бывших лимоновцев, а также людей в камуфляже (или бывших лимоновцев в камуфляже).

Кто-то из них приезжает на представление новинки прямиком с линии фронта либо из донецких, луганских, херсонских, запорожских селений (туда друзья-товарищи Захара Прилепина, как и он сам, регулярно возят гуманитарку). Войну — справедливую, священную — Эдуард Лимонов воспевал и в стихах, и в прозе, и в своей огненной публицистике, а то, что происходит сейчас на территориях бывшей Украины, уверенно предсказывал еще тридцать лет назад.

Что же касается автора романов «Обитель», «Санькя», «Патологии» и многих других произведений (а еще сопредседателя парламентской партии «Справедливая Россия — Патриоты — За правду»), то он тоже когда-то писал стихи. Возможно, пишет и по сей день. Почему не публикует? На Деда равняется?

Как бы то ни было, Эдуард Лимонов, чье стихотворчество вовсе не ограничивается опытами 1960–1970 годов — очень крупный поэт, и это признавал сам Бродский, а он-то знал толк в русской поэзии. 

Фотографии: Андрей Никеричев / АГН Москва; www.labirint.ru