Алексей ФИЛИППОВ

26.08.2021

Материал опубликован в № 5 печатной версии газеты «Культура» от 27 мая 2021 года в рамках темы номера «Остались ли в России поэты и поэзия?».

Поэты не говорят хором и не ходят вместе, их голоса индивидуальны. А что выйдет, если спросить их об одном и том же? Мы составили анкету и задали ее вопросы лучшим современным поэтам — от классиков до поэтов среднего поколения и молодых.

РАЗГОВОР С ПОЭТАМИ О ПОЭЗИИ И НЕ ТОЛЬКО О НЕЙ

— Поэт — это призвание?

Александр Кушнер:

— Безусловно, призвание. Или, как сказал Баратынский, «поручение». Важно одно: есть у поэта свой голос или нет. Можем ли мы его узнать по одной строфе. Позволю себе привести здесь одну свою восьмистрочную строфу о стихах:

Пусть не одобрит, не поймет

Их привередливый читатель.

Спроси щегла, кому поет

Он на рассвете, на закате?

И свет любя, и тьму терпя,

В своем регистре, певчем строе

Всю жизнь поет он для себя,

Он так задуман, так устроен.

Владимир Алейников:

— Да, поэт — это призвание. Но еще и серьезнейшая работа, особенно в период становления. Непрерывное совершенствование. Ответственность за сказанное. Умение ждать. И в любых условиях — выживать. Настоящий поэт всю жизнь делает то, к чему призван. Сохраняет и продлевает дыхание речи.

Владимир Микушевич:

— Разумеется, поэт — это призвание, но иногда это выясняется лишь после смерти поэта.

Илья Фаликов:

— Частично. Призвание обеспечивается судьбой. Нет судьбы — нет поэта.

Олеся Николаева:

— Безусловно. Это призвание. И тому, кто ему изменяет, так или иначе грозит возмездие.

Юрий Беликов:

— А вдруг это зависимость? И тот, кто в эту зависимость посвящен, согласится со мной, что она могущественнее и слаще, чем секс, алкоголь и прочие земные удовольствия.

Инна Кабыш:

— Однозначно — да. (Профессия — литератор.)

Андрей Коровин:

— Поэзия — это способ познания мира. Это сродни профессии ученого, только поэт изучает другое измерение. При этом поэт ничего не изобретает, он строит — вселенную, мир вокруг себя. Из звуков и слов.

Андрей Родионов:

— Поэт — это сверхспособность.

— Если так, что оно дает, что отнимает? Это счастье или крест?

Александр Кушнер:

— Поэтический труд — счастливый труд. И смысл жизни поэту искать не надо: он дан ему в стихах. «Ты царь: живи один», — писал Пушкин. И еще: «Всех строже оценить умеешь ты свой труд. Ты им доволен ли, взыскательный художник? Доволен? Так пускай толпа его бранит».

Впрочем, у Блока в одном стихотворении сказано по-другому: «Для иных ты и муза, и чудо, / Для меня ты мученье и ад». Думаю, что он здесь не вполне искренен, иначе разве написал бы такое множество стихов? А по-настоящему мучился в последние годы перед смертью, когда музыка стихов его покинула.

Владимир Алейников:

— Призвание ничего не дает и ничего не отнимает. Оно позволяет ощущать вибрации Вселенной и выражать их в слове. Тот, кому это дано, создает долговечные стихи. Счастье или крест — понятия условные. Необходимо везде и всегда быть самим собою.

Владимир Микушевич:

— Оно дает и отнимает одно — жизнь. Конечно, это крест, но крест, без которого не стоит жить.

Илья Фаликов:

— Поэту дается счастье творчества, в свете которого все потери ничтожны.

Олеся Николаева:

— Отнимает покой, сон, порой и чувство реальности, но освобождает от детерминированности земных причинно-следственных связей, дарует подчас чувство блаженства и независимости от мира. Что касается второго вопроса, то, как утверждал герой моего романа «Меценат», всякое благословение — это еще и крест, и всякий крест — это благословение.

Юрий Беликов:

— А почему мы должны разделять счастье и крест? Кто хоть раз участвовал в крестном ходе или видел его, — могут засвидетельствовать: люди, много верст кресты и хоругви несущие, — счастливы. Быть русским поэтом — счастье. А если эта данность отнимает у тебя обычное человеческое счастье — то, что соответствует обывательским представлениям, — не ты первый, не ты последний.

Инна Кабыш:

— Как отвечает на вопрос Раскольникова — «А тебе Бог много дает?» — Соня: «Все дает».

Поэзия — это счастье. Не верьте тому, кто скажет, что крест: это, скорее всего, плохой поэт.

Андрей Коровин:

— Счастье — писать, слышать звуки, выуживать из воздуха слова и образы. А быть поэтом в реальном мире — несчастье. Потому что никто не понимает, кто ты на самом деле и зачем этим занимаешься. И только ты сам, внутри себя, знаешь и понимаешь, кто ты и куда ты идешь.

Андрей Родионов:

— Поэзия дает возможность усложнить и дополнить собственную логику, она многое объясняет, и поэтому становится сложно жить.

— В чем специфика сегодняшней поэтической популярности? 

Александр Кушнер:

— Поэзия сегодня оттеснена телевизионными шоу, громкоголосым пением и разудалыми плясками на сцене, а также спортом на обочину жизни. И говорить о поэтической популярности, к сожалению, не приходится. Трудно представить себе Россию без любви к стихам, но, боюсь, так оно и есть.

Впрочем, и Фету, и Тютчеву тоже так казалось. И Мандельштама при жизни ценили только редкие, подлинные знатоки поэзии. И Пастернак жаловался в Чистополе А.К. Гладкову на свою ненужность и одиночество.

Владимир Алейников:

— Сегодняшняя поэтическая популярность никакого отношения к настоящей поэзии не имеет. Способы, которыми она достигается, примитивны, вульгарны, смехотворны, порой безобразны — и чужды поэзии.

Владимир Микушевич:

— Не берусь об этом судить, так как популярность современного поэта не зависит от самого поэта, как, впрочем, было всегда.

Илья Фаликов:

— Ее эфемерность и отсутствие читательской публики. Подлинного читателя поэзии нет.

Олеся Николаева:

— В личном кураже, а то и бесстыдстве, в скандале, в бойких кураторах, в умении «засветиться» в нужное время в нужном месте, почуять новую конъюнктуру, завести ценные для своего пиара связи...

Юрий Беликов:

— Боюсь, что она ушла в Сеть. В лайки, в количество подписчиков, в какое-то «тиктокерство» от поэзии. Недавно ушедший от нас литературный критик и мыслитель Валентин Курбатов (а он много лет входил в жюри премии «Ясная Поляна») говорил мне: «Я буквально вижу, что подавляющее большинство современных текстов созданы на компьютере». И призывал писать, как встарь, — от руки, включая — через руку — сердце. Поэтому, если сегодняшняя поэтическая популярность существует, то это популярность среди себе подобных. А ведь, кроме Сети, есть еще и Степь.

Инна Кабыш:

— Совершенно не понимаю определения «популярный поэт». Популярным может быть певец, артист, телеведущий.

Андрей Коровин:

— Популярность поэзии сегодня — миф. Популярность — это востребованность. Востребованы ли сегодня книги поэтов, приглашают ли их на телевидение? Провинция живет от одного литературного фестиваля до другого, если они вообще в регионе есть. Слово «поэт» по-прежнему вызывает усмешку, в этом стыдно признаться нелитературному человеку.

Поэзия — всегда дело избранных. Часто это сломанная судьба, время, оторванное от семьи и близких, работа, не приносящая денег. С другой стороны, уже есть примеры авторов, раскрученных профессиональными пиарщиками. Сегодня у нас есть «популярные» графоманы, выдающие себя за профессионалов. И есть настоящие мастера, о существовании которых знают только знатоки поэтического цеха.

Андрей Родионов:

— Специфика сегодняшней поэтической популярности — в способности сострадать несчастным людям — при этом погуглить тебя может кто угодно, в том числе и сами несчастные.

— На что живет поэт?

Александр Кушнер:

— Первая моя книга вышла в 1962 году десятитысячным тиражом. На гонорар, полученный за нее, можно было жить год или два. Правда, я все равно работал в школе учителем десять лет. Но потом мог уже жить на литературный заработок.

А сегодня мои книги выходят в лучшем случае тысячным тиражом. Про молодых поэтов и говорить нечего. Многие издают книги за свой счет мизерным тиражом.

Владимир Алейников:

— Я живу на пенсию. Изредка бывают дополнительные заработки. За мои изданные книги стихов и прозы и за публикации в периодике мне давно уже ничего не платят. Отношусь к этой нынешней жестокости хоть и с грустью, но спокойно. И просто делаю свое дело. Пишу новые тексты. Привожу в порядок неизданные писания. Для меня важен сам процесс творчества, движение речи. А когда мои вещи будут изданы — мне все равно. Издадут. И ведь издают — в отличие от минувшей эпохи, когда меня четверть века на родине не печатали. В нашей стране все бывает, в том числе и чудеса.

Владимир Микушевич:

— Поэт зарабатывает, как умеет. Поэзия — его личное дело, так как он пишет, потому что не может не писать.

Илья Фаликов:

— Как придется. Ходасевич сказал: «Поэт обязан быть литератором». В этом случае он живет на литературном труде. Но это умеют единицы.

Олеся Николаева:

— Поэт живет на то, что он зарабатывает на другом поприще — преподает, ведет телепрограмму или программу на радио, пишет сценарии, переводит литературу с других языков, занимается издательским или книготорговым делом и т.д. Кто на что способен.

Юрий Беликов:

— Если бы можно было переиначить — например: «чем живет поэт?», я бы тут же ответил чем. А «на что»? Поэт не может жить «на что-то» — тогда он не поэт. Самые совестливые из тех, кому удавалось жить «на что-то», — допустим, Андрей Вознесенский, — если и затрагивали эту сторону своей жизни, то не кичась. Потому что понимали: живущий «на что-то» — не значит лучший.

Инна Кабыш:

— На стихи жить невозможно. Даже Пушкин был весь в долгах. Даже Бродский купил ресторан, чтобы иметь доход. Нужно работать кем-нибудь — редактором, корректором, переводчиком et cetera.

Я, например, всю жизнь работаю учителем.

Андрей Коровин:

— На то, за что платят. Журналистика, преподавание, редактирование, переводы, сценарии. Но никто из поэтов не живет только на гонорары от стихов, насколько я знаю.

Андрей Родионов:

— Я живу, занимаясь литературным трудом (пишу пьесы в стихах вместе со своим соавтором Екатериной Троепольской), организацией литературных мероприятий для фестивалей и тому подобным.

— Это время — ваше? Если нет, какое вы бы ему предпочли?

Александр Кушнер:

— На этот вопрос у меня есть ответ в стихах. Приведу одну строфу:

А в наше время, в наше время...

Кто вам сказал, что время ваше?

Оно — не пленница в гареме,

Оно про вас не знает даже,

Оно бесхозно, безыдейно,

И на пространство не в обиде,

О нем спросите у Эйнштейна,

На звезды ночью посмотрите!..

Возможно, читатель вспомнит и другие мои строки: «Времена не выбирают, / В них живут и умирают».

Владимир Алейников:

— Это время — и в былом, и в настоящем — именно мое. В нем — шестьдесят лет моей литературной работы. Знаю, что сохранится оно и в грядущем.

Владимир Микушевич:

— Мало ли какое время я бы предпочел, но я живу в свое время и довольствуюсь этим.

Илья Фаликов:

— Нет, разумеется. Мне много лет. Предпочтительных времен не бывает.

Олеся Николаева:

— Время не мое, потому что, как сказал один мой добрый приятель, я — «беспонтовая», настолько, что меня иногда укоряет мой муж: «Ты ведешь деловые переговоры так, словно ты робкий начинающий литератор, студентка!»

А предпочла бы я нашему времени, возможно, Серебряный век, хотя не вполне уверена, ведь там дальше — революции, кровь, война, такая бойня...

Юрий Беликов:

— Я бы предпочел время, когда, согласно формуле Евтушенко, «поэт в России» был «больше, чем поэт». И ежели продолжать тему счастья и креста, то, как определял тогда Высоцкий миссию поэта: «Но счастлив он, висеть на острие, / зарезанный за то, что был опасен!» Сейчас поэт не опасен, потому что выведен за орбиту системы общественных ценностей.

Инна Кабыш:

— Мое. И время, и место.

Андрей Коровин:

— Время, конечно, мое и только мое! И каждое новое десятилетие — как новая эпоха. Правда, мне многое хотелось бы изменить в моем времени. И я пытаюсь — в меру своих сил и возможностей.

Андрей Родионов:

— Это время мое, ага.

Сейчас время разных социальных групп, больших и маленьких. У каждой группы свой голос. Где-то есть и моя группочка.

— Кто, по-вашему, лучший, наиболее значительный поэт современности?

Александр Кушнер:

— Лучшим поэтом нашей эпохи я считаю всех своих любимых поэтов от Пушкина и Баратынского до Иннокентия Анненского и Заболоцкого. Считаю так потому, что поэзия не закреплена за своим временем, что наши великие предшественники живы и сегодня.

Владимир Алейников:

— Хлебников говорил, что его стихов хватит на мост до серебряного месяца. Думаю, что моих стихов хватит для того, чтобы выйти за пределы Солнечной системы. Цену моим стихам я прекрасно знаю. Как и многие понимающие современники. Поэтов моего уровня нигде нет — и вряд ли появятся. Мне 75 лет. Силы для творчества — есть. Поэтому надо жить и работать.

Владимир Микушевич:

— Опять-таки затрудняюсь ответить. Талантливых поэтов много, и, возможно, лучший среди них тот, кого я не знаю.

Илья Фаликов:

— Одного имени нет. Есть суммарный поэт, состоящий из имен, больше известных читателям зрелого возраста.

Олеся Николаева:

— Не могу назвать кого-то одного, потому что сейчас живут и пишут замечательные поэты, и я с радостью составила бы антологию современной поэзии из стихов, которые меня, читателя весьма искушенного, потрясли. Однако, наверное, не стану это делать «в никуда». А пристраивать нечто в издательство, предлагать, уговаривать мне всегда было трудно и неинтересно. Но на такой проект я бы живо откликнулась, если бы мне его предложили.

Юрий Беликов:

— Игорь Шкляревский, чье 80-летие пару лет назад Россия по большому счету проморгала. Помню многие строки Шкляревского. Часто повторяю: «Люблю озера без людей».

Инна Кабыш:

— Как мир стал многополярным и нельзя назвать в нем «главное» государство, так и поэзия: в ней много «лучших и талантливейших»: И. Шкляревский, О. Чухонцев, А. Кушнер, Е. Рейн.

Андрей Коровин:

— Наиболее значительный поэт современности имеет много имен. Это обобщенный образ. Нет одного поэта, про которого можно сказать: вот он — Пушкин сегодня. Каждый хороший поэт — по-своему немного Пушкин, хотя бы в одном стихотворении, хотя бы в одной строке.

P. S. А так нам ответила еще одна замечательная поэтесса:

— Все вопросы вашей анкеты настолько прекрасны, что ни на один из них я не знаю ответа! Всех радостей и благ — вам, вашим родным и близким! С поэтским приветом, Юнна Мориц.

Наши собеседники — современники Бродского и поэты времен рэпа

«Культуре» ответил современный классик Александр Кушнер (родился в 1936 году). Иосиф Бродский назвал его «одним из лучших лирических поэтов XX века», чьему имени «суждено стоять в ряду имен, дорогих сердцу всякого, чей родной язык русский».

С нами был также Владимир Алейников (1946), в далеком 1965-м ставший одним из создателей вольного литературного объединения СМОГ ( «Смелость, Мысль, Образ, Глубина»). Тогда же Арсений Тарковский сказал: «В стихах Владимира Алейникова каждая строчка — гениальная».

Участие в нашей анкете принял поэт, переводчик, эзотерик и религиозный философ Владимир Микушевич (1936). Его переводы известны с 70-х годов, а в своих стихах он наследует традициям Серебряного века и поэзии русского ученого монашества.

Премию «Комсомольской правды» поэт Илья Фаликов (1942) получил в 1965 году, с тех пор он выпустил 11 поэтических книг. В его стихах «ритмическая стремительность сочетается с глубиной мысли и метафор». Он тоже согласился нам ответить.

Мы разговаривали с поэтессой и эссеистом Олесей Николаевой, лауреатом премии «Поэт» (2006), Патриаршей литературной премии (2012) и премии Правительства РФ в области культуры (2014). Критики пишут, что в ее стихах чудо живет даже в самых простых вещах.

Генрих Сапгир назвал пермского поэта Юрия Беликова (1958) «легкой бабочкой» и «поэтом весомым». А Беликов-публикатор открыл немало новых поэтических имен из русской провинции. Особенно примечателен его сборник «Приют неизвестных поэтов (Дикороссы)». Он тоже стал нашим собеседником.

Инна Кабыш печатается с середины 80-х, она лауреат Пушкинской премии фонда Альфреда Тёпфера (Гамбург), премии Дельвига, премии «Московский счет» и Ахматовской премии.

Андрей Коровин (1971) автор тринадцати поэтических книг, прозаик, руководитель культурных программ, ответственный секретарь журнала «Современная поэзия».

Андрей Родионов родился в 1971 году. Он не только поэт, но и организатор поэтических слэм-конкурсов в клубах, директор и куратор литературных фестивалей, сотрудничал с рок-группой. В предисловии к одному из сборников Родионова его творчество названо «жестким субмаргинальным рэп-лиризмом».

Фото: Елена Елютина.