…Лида тем временем подкрасила губы, поправила волосы, несколько раз повернулась перед зеркалом, помазала за ушами «пробными» духами из крошечного пузырька, отобрала у меня четвертную — и мы пошли. Зачем замужней женщине красить губы и душиться, отправляясь с сыном в «Детский мир», я все-таки не понимаю…

От Балакиревского переулка до «Детского мира» шли 25-й троллейбус и 3-й автобус, который подоспел первым. Пассажиров было мало: все пока еще на работе…

— Следующая остановка «Спартаковская площадь. Гавриков переулок. Магазин «Автомобили», — послышался из репродуктора хриплый голос водителя. — Не забывайте своевременно оплачивать проезд!

Я сел на свое любимое место — впереди, слева, прямо за спиной шофера: оно редко пустует. Стекло, отделяющее кабину от салона, на всякий случай забрано никелированными трубочками, которые вставлены в пазы и легко вращаются. Так вот, будучи простодушным детсадовцем, я крутил ручонками эти трубочки, воображая, что по-настоящему рулю троллейбусом или автобусом, а шоферу остается лишь открывать-закрывать складывающиеся двери да еще продавать на остановках проездные талоны — по десять штук в книжечке.

Лида достала из кошелька, бросила в прозрачную кассу гривенник, оторвала билеты и устроилась рядом со мной. Когда мне было шесть с половиной лет и я мог еще ездить бесплатно, к ней привязались контролеры, которые входят в транспорт незаметно, с двух сторон. Одетые неброско, даже чуть неряшливо — для маскировки, они поначалу ведут себя как обычные пассажиры, наблюдая и выжидая, потому что «зайцем», по закону, человек становится лишь в том случае, если не взял билет до следующей остановки. Но как только закрываются двери, они достают специальные жетоны и злорадно всем предлагают предъявить проездные документы. Отговорки, мол, не успел или потерял, контролеры не принимают и начинают штрафовать, требуя целый рубль! Лида в тот раз спокойно показала им оторванный билетик.

— А на мальчика?

— Мальчику шесть с половиной.

— Не похоже.

— Вы не верите!

— Не верим!

— Дай им честное партийное! — шепнул я, твердо зная: коммунисты не имеют права врать, лишь в самых крайних случаях, например, если нужно убедить Тимофеича, будто пузырек «пробных духов» стоил всего сорок копеек, хотя на самом деле за него заплачено в три раза больше.

— Он и в школу-то еще не ходит.

— На нем не написано.

— А где написано?

— В свидетельстве о рождении.

— Нет у меня с собой свидетельства. Он у нас просто крупный ребенок.

— Это заметно. Придется вам, гражданочка, штраф платить!

Лида скуксилась, беспомощно оглянулась на пассажиров, наблюдавших с выжидательным интересом за конфликтом, сочувствуя, но не вмешиваясь. Да, плохо еще у нас с солидарностью трудящихся! И вдруг ветхий старичок в панаме спросил:

— А паспорт у вас, сударыня, с собой есть?

— Есть, — закивала она.

— Ну ведь там же вписан ваш ребенок и дата рождения указана!

— Вот кулема-то! — самокритично воскликнула Лида и полезла в сумочку. — Как же я сама не догадалась!

— Не надо! — замахал руками строгий контролер. — Мы вам верим.

— Нет уж, теперь смотрите!

Государство у нас доверчивое. Оно установило в автобусах, трамваях и троллейбусах прозрачные кассы, рассчитанные на сознательность, и готовит население к коммунизму, который достроят к 1980 году, а может, и раньше. Тогда деньги отменят, все станет бесплатным, но людей, как считает Лида, надо заранее тренировать, чтобы при коммунизме советский человек снял бы в ГУМе с вешалки и унес домой одну кепку, одни брюки, одну рубашку, а не две, три или даже четыре…

— Зачем человеку четыре рубашки? — удивился я.

— Как зачем? — хмыкнул отец. — Лишние продаст кому-нибудь.

— Кому? — вскинулась маман.

— Соседу, — предположил Тимофеич.

— Сосед сам может в ГУМ сходить и взять что нужно.

— А если он занят или ему просто лень?

— Выпил пива и на диване лежит? — Усмехнулась Лида.

— Отдых тоже гарантирован Конституцией.

— Что-то я в Конституции ничего про пиво не помню.

— И зря!

— Погодите, — мне пришлось вмешаться, чтобы остановить назревающую ссору. — Как продаст? Денег-то не будет!

— Верно… Молодец, профессор! — смутилась Лида.

— Найдет кому! — остался при своем мнении отец.

Так вот, поскольку до коммунизма осталось всего-то ничего, с гулькин нос, двенадцать лет, людей стали заранее приучать к честности, хотя я еще помню в троллейбусах бдительных кондукторш с большими кожаными сумками на широких брезентовых ремнях, к которым металлическими скобками крепились рулончики билетов. От пристального взгляда такой кондукторши не спрячешься, и руки сами лезут в карманы и кошельки за мелочью. Она громко, на весь салон кричала: «Не задерживаемся у дверей! Проходим в середину! Обилечиваемся!» Если кто-то канал под рассеянного, кондукторша вставала со своего места у задней двери, со словами «П-п-а-а-а-звольте!» проталкивалась к хитроумному пассажиру и скрипучим голосом говорила: «А вы, гражданин, не забыли оплатить проезд? Шофер не дед Мазай, он зайцев не возит!»

Да, люди еще не готовы к честности, и многие в транспорте мухлюют. Но это не так-то просто даже при самообслуживании. На тебя смотрят другие пассажиры, и когда ты бросаешь в прозрачную кассу свои копейки, всем ясно — сколько. Государство у нас доброе, но не глупое: твоя мелочь лежит у всех на виду, так как падает сначала на железную пластину, которая не сразу, под тяжестью меди и серебра, накреняется, и только тогда монеты ссыпаются, звеня, вниз. Не обманешь! Да еще над кассой красными трафаретными буквами написано:

«Совесть — лучший контролер».

Мало того, перед кассой как раз расположены места для престарелых пассажиров и инвалидов, а престарелые и инвалиды — люди очень бдительные и принципиальные, так как скучают без ежедневной работы. Я сам слышал, как один ветеран с медалями на груди строго одернул молодого наглого «зайца»:

— В Магадан бы тебя, парень, — проветриться! Ишь, государство вздумал обманывать!

— Я сейчас… Я забыл… Я сейчас… — испугался тот и купил билет.

Еще года три назад меня очень волновал вопрос, куда именно ссыпаются деньги с накренившейся пластины. Как-то раз мы ехали в гости к бабушке Мане и Жоржику на 25-м троллейбусе. И я в очередной раз забеспокоился, что брошенные в кассу монеты могут пропасть.

— Не волнуйся, — успокоил меня Тимофеич. — Там внутри есть специальный контейнер, когда он наполнится, мелочь вынимают и сдают.

— Куда?

— В банк.

— Государству, — уточнила Лида, она всегда очень переживает за государство.

Видимо, эта озабоченность по наследству передалась мне, и я спросил, а не может ли тот, кто эти деньги вынимает, оставить часть себе.

— Исключено! — со знанием дела успокоил отец. — Видишь! — он показал на продетую в петельки проволочку, концы которой соединены и сдавлены свинцовой бляшкой.

— Вижу.

— Пломбу может снять только материально ответственный сотрудник. Он же производит выемку и актирует выручку.

— А откуда он знает, сколько денег там внутри должно быть?

— По идее, сумма совпадает с количеством проданных билетов.

— А если не совпадет? — усомнился я.

Мне приходилось наблюдать, как компания пацанов бросала всего несколько монет, а билетов отрывала гораздо больше. Кроме того, кто-то может просто ошибиться и обсчитаться.

— Есть такое дело! — кивнул Тимофеич. — Если сумма не совпадет с билетами, тогда накажут.

— Кого?

— Водителя.

— В Магадан отправят проветриться?

— Вплоть до этого.

— Но ведь шофер не виноват, он сидит спиной к пассажирам и рулит.

— У него есть зеркало, в которое виден салон… — начал раздражаться отец.

— Но если он будет смотреть, кто сколько бросает копеек, то куда-нибудь обязательно врежется!

— Не исключено…

— А что важнее — деньги или здоровье пассажиров?

— Здоровье — ежу понятно.

— За что же тогда его в Магадан?

— Папа пошутил, — вмешалась Лида. — Никого никуда не отправят.

— Да ну вас всех к лешему! — окончательно разозлился Тимофеич и отвернулся к окну.

За нашим разговором с интересом следил, то и дело поправляя на носу золотые очки, улыбчивый пассажир в шляпе. Он сидел через проход, и на коленях у него стоял пухлый портфель, из которого торчал хвост зеленого лука. Когда отец беспомощно рассердился, попутчик снисходительно усмехнулся и показал мне большой палец. Я пожалел моего нервного папу и решил ему помочь:

— А я знаю, кто за всем следит!

— Ну и кто же? — спросила Лида.

— В каждом автобусе и троллейбусе есть секретный контролер, он смотрит и запоминает, кто оторвал лишние билеты, а кто недоплатил…

— Думаешь? — засомневалась она.

— Чепуха! — буркнул отец, глядя в окно.

— Вы извините, конечно, что вмешиваюсь в ваш спор, — вдруг обратился к нам попутчик с портфелем. — Знаете, в словах вашего пытливого мальчика есть рациональное зерно. Но разрешите спросить: секретный контролер ездит на общественных началах, вроде дружинника, или получает зарплату?

— Конечно, за зарплату. Он же целый день ездит! — без колебаний ответил я.

— А выгодно ли это нашему государству?

— Не знаю.

— Как тебя зовут, разумник?

— Юра.

— Давай, Юра, считать! Допустим, секретный контролер получает сто пятьдесят рублей в месяц…

— А рожа у него не треснет? — раздраженно поинтересовался Тимофеич.

— Ладно, пусть будет сто. Сколько в Москве автобусов?

— Тысяча! — воскликнул я.

— Допустим, — согласился очкарик и вынул из портфеля маленькие счеты с пластмассовыми косточками. — Значит, мы имеем в Москве тысячу секретных контролеров. Умножаем сто на тысячу. Сколько выходит?

— Сто тысяч.

— Верно. У тебя что по арифметике?

— Пять.

— Молодец, Юрочка! Это в месяц, а в год получается зарплатный фонд больше миллиона рублей. Немало! Взглянем на проблему с другой стороны: какую выручку дает в день автобус, если он перевозит за смену, например, для ровного счета тысячу человек?

— Пятьдесят рублей, — подумав, ответил я.

— А в месяц сколько выходит?

— Полторы тысячи рублей, — сосчитала Лида.

— Значит, в год пятнадцать тысяч с гаком. Вычтем стоимость бензина — это копейки, оклад водителя — двести рублей, текущий ремонт и так далее… — он отщелкнул несколько косточек. — Все равно с учетом прибыли вполне реально содержать одного секретного контролера при каждом автобусе, троллейбусе и трамвае. Неплохая мысль! У тебя, Юра, не голова, а Дом Советов!

— Бесполезно… — вздохнул я.

— Почему же? — удивился пассажир со счетами.

— Потому что шофер и секретный контролер могут подружиться. Значит, нужен еще один, но еще более секретный контролер…

— Сверхсекретный?

— Да, вроде Иоганна Вайса!

— Ты видел «Щит и меч»?

— Два раза.

— Какой у вас интересный мальчик! — попутчик в шляпе как-то странно посмотрел на родителей, пряча счеты в портфель. — Я с удовольствием поговорил бы с ним еще, но мне пора выходить…

С тех пор я повзрослел, и вопрос, кто и как вынимает деньги из кассы, меня почти перестал волновать.

Фото на анонсе: Антон Кардашов / АГН «Москва».