Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

11.12.2013

В России только что вышел последний труд Фредерика Бегбедера «Конец света: первые итоги». Сейчас эпатажный писатель заканчивает новый роман и одновременно готовится к экранизации своей книги «Идеаль», посвященной России. А еще он возглавил мужской журнал «Lui». С анфан террибль современной французской литературы побеседовал корреспондент «Культуры».

культура: В «Конце света» представлен список ста Ваших любимых романов ХХ века, которые, пока не поздно, надо прочитать на бумаге. «Книги — это бумажные тигры с картонными зубами, — пишете Вы, — это усталые хищники, которые вот-вот попадут на обед другим зверям».
Бегбедер: Их существованию грозит электронная революция, делающая больно мне, динозавру, старому реакционеру и консерватору. Ненавижу читать книги на экране. Значит, пора умирать, потому что я не создан для новой эпохи. Как и некоторые другие писатели, хочу, чтобы мои книги издавались только на бумаге, а не в электронном виде.

культура: Вы взяли на себя роль Дон Кихота, который воюет с ветряными мельницами — электронными гаджетами?
Бегбедер: Мне очень льстит сравнение с величайшим сумасшедшим рыцарем. Дон Кихот не отдает себе отчета в том, что сражается с мельницами. Ему кажется, он ведет борьбу с чудовищными великанами. Санчо Панса открывает ему глаза на истинное положение дел. Я же предпочитаю самообман.

культура: Какими критериями Вы пользовались, составляя свой литературный «инвентарь»? В него вошли, в частности, Гессе,  Фицджеральд, Маркес, Миллер, Сэлинджер, Сименон…
Бегбедер: Люблю произведения, которые вызывают сильные эмоции.

культура: В силу врожденной скромности Вы не включили свои книги в этот табель о рангах.
Бегбедер: Признаюсь, колебался — включать или нет «Любовь живет три года» или «99 франков». Но тогда меня бы сочли самовлюбленным безумцем. Поэтому в моем перечне из 100 произведений себе отвел 101-е место.

культура: Почему Россия представлена в Вашем списке только «Мастером и Маргаритой» Булгакова, а также сборником рассказов и повестью «Generation «П» Пелевина? Последнего Вы считаете величайшим из ныне живущих российских писателей...
Бегбедер: Это связано и с тем, что я лучше знаю великую литературу XIX, а не XX века. Конечно, мог бы добавить Набокова, «Доктора Живаго» или «Роман с кокаином» Агеева, который мне очень нравится.

культура: Неужели роман как жанр обречен?
Бегбедер: Я смотрю на его будущее крайне пессимистично. На днях  встречался с популярным французским комиком Норманом, которого обожает моя 14-летняя дочь Хлоя. В своем новом скетче этот 25-летний клоун говорит о наихудшем подарке, который можно получить на Рождество. Это, оказывается, книга. Дочь моя находит шутку ужасно смешной. Действительно, для ребят ее возраста такой подарок — просто кошмар, старая, никому не нужная штука. Вполне возможно, что через несколько лет мало кто будет читать «Преступление и наказание», «Войну и мир» или «В поисках утраченного времени». Если подобная катастрофа случится, наступит апокалипсис, о котором я говорю в своем последнем труде. Признаком его приближения стало закрытие нескольких сетей книжных магазинов во Франции.

культура: Может, читателям и писателям всех стран стоит объединиться для спасения книги?
Бегбедер: Я готов ринуться в битву за книгу. Гаджеты с девайсами способствовали тому, что мы ищем только легкие пути, обленились, превратились в новых Обломовых. Сегодняшний Илья Ильич — в отличие от симпатичного героя Гончарова — человек невежественный, который просиживает бесконечные часы перед компьютером или смотрит телесериалы.

культура: Тем не менее каждую литературную осень во Франции выходит 600 романов. Кто же их читает?
Бегбедер: Действительно, издают, но из 600 романов читают, быть может, пять. Они получают литературные премии, а остальные идут на свалку. Все это — виртуальная продукция, поскольку в сегодняшней Франции книгами интересуются немногие.

культура: Вы сами предпочли бы провести время с хорошей книгой или с красивой девушкой?
Бегбедер: Это вопрос-ловушка? (Улыбается.) Проще всего ответить, что провел бы вечер и с девушкой, и с книгой. Я бы поцеловал  подругу, подождал, пока она заснет, и взял в руки роман. Или попросил ее прочитать вслух несколько страниц Чехова, либо тургеневской «Первой любви».

культура: Хороший писатель обычно нарцисс?
Бегбедер: Как же без этого! Иначе лучше заняться другим ремеслом. Сочинитель, который склонен к самоуничижению, — лжец. Великий Набоков всегда был о себе чрезвычайно высокого мнения, но говорил об этом с юмором. При этом зачастую писатели — люди несчастные, закомплексованные, больные. С помощью слов они скрывают свои беды и борются с отчаянием. Таков Мишель Уэльбек, которого считаю одним из лучших французских писателей.

культура: Какой из великих романов Вы хотели бы написать — скажем, «Анну Каренину», «Братьев Карамазовых»?..
Бегбедер: Пожалуй, набоковскую автобиографию «Другие берега». Недурно было бы сочинить и «Москву – Петушки» Венедикта Ерофеева — книгу, полную одновременно веселья и отчаяния.

культура: Помнится, Вы задавались вопросом Раскольникова: «Тварь ли я дрожащая или право имею?»
Бегбедер: Ни Раскольников, ни я не знаем, кто мы. Герои моих книг — одинокие волки, ненужные и неприкаянные, которые хотят научиться любить, заняты поиском смысла жизни.

культура: Вам самому удалось разрешить эти экзистенциальные проблемы?
Бегбедер: В своем «Французском романе» я, возможно, приближаюсь к началу ответа на них. Это история моей семьи, представляющей и аристократию, и буржуазию. Она была деморализована после разгрома Франции во Второй мировой войне и немецкой оккупации. В отличие от русских нам «повезло» — нас сразу разгромили. На долю России, которая не сдалась, сражалась и победила, выпали неописуемые страдания. Мы же приняли Гитлера — показали ему Эйфелеву башню, Елисейские поля. Поэтому фюрер не был столь жесток по отношению к французам. Но мне, как и многим моим соотечественникам, до сих пор стыдно за это.

культура: После войны прошло почти 70 лет. Как себя чувствует Франция сегодня?
Бегбедер: Очень плохо. И виновато в этом не сегодняшнее левое правительство. Будь у власти правые, ничего бы не изменилось. Упадок Франции связан с мировым кризисом, с бременем государственной задолженности, которая накапливалась десятилетиями. Я живу в стране, просящей милостыню, чтобы иметь возможность покрыть дефицит. Французы чувствуют себя несчастными. Многие хотят уехать. Жерар Депардье получил российский паспорт. Это его право, уважаю такой выбор. Своими налогами он и так много сделал для затыкания нашей финансовой дыры.

культура: У Вас самого нет искушения перебраться в другую страну?
Бегбедер: Подумываю об этом. Так в свое время поступили многие писатели, в том числе великие. Во Франции атмосфера очень тяжелая, надо пытаться ее изменить.

культура: Мишель Уэльбек, которого Вы называете своим старшим братом, пишет, что не чувствует никакого долга по отношению к Франции. Он видит в ней не более чем отель, в котором приходится проводить время.
Бегбедер: Сам я, быть может, настроен не столь радикально, но понимаю, что Уэльбек хочет сказать. В эпоху глобализации многие ощущают себя обитателями планеты Земля, а потом уже гражданами той или иной страны. Буду рад, если завтра отменят все границы и скажут, что все мы — земляне.

культура: Вы довольны своим режиссерским дебютом —  экранизацией собственной книги «Любовь живет три года»?
Бегбедер: В ней есть все типичные недостатки первого фильма. Я слишком старался понравиться и грешил наивностью. Но порой картина очень забавна. Рад, что во Франции она имела успех. Теперь собираюсь снять фильм по моему роману «Идеаль». Хочется, чтобы он был более злым, высмеял «диктатуру» красоты, мир моды. Снимать начнем летом 2014 года в Москве, Петербурге, Париже и, возможно, на берегах Волги. Хочу пригласить на кастинг самых красивых русских актрис.

культура: Что побудило Вас минувшей осенью реанимировать сугубо мужской журнал «Lui», некогда культовый, почивший в бозе двадцать лет назад?
Бегбедер: На его страницах рядом с полуобнаженными красотками соседствуют отличные писатели и умные философы. Конечно, речь идет и о сексе. Несмотря на это, не назвал бы «Lui» эротическим изданием. Если вас интересует этот жанр, лучше поискать что-нибудь в интернете. Мой журнал одновременно литературный и легкий. Важной чертой французского характера всегда была именно легкость, которую мы теряем. Я же стою на страже нашей фривольности, особого искусства жить — некогда это принесло заслуженную славу моей родине. Не теряю надежду, что мы сохраним свой образ жизни. Вот в чем заключается моя крошечная гордость быть французом (хохочет).

культура: Возможно ли русское издание «Lui»?
Бегбедер: В России издается немало гламура, но место нашлось бы и для «Lui». Бренд, правда, не очень раскрученный. Хотя и не страдаю мегаломанией, но журнал можно назвать просто «Бегбедер». В конце концов, есть же журнал, носящий имя Форбса (смеется).

культура: Французский парламент на днях принял закон, согласно которому будут штрафовать клиентов проституток. Знаю, что судьба последних Вам не безразлична.
Бегбедер: Париж всегда был знаменит борделями, особенно в период между двумя войнами. Все стремились на берега Сены ради наших жриц любви. К несчастью, в 1946 году публичные дома закрыли, а теперь еще за клиентами начнет охотиться полиция. Тем, кого застукают «на месте преступления», придется платить штрафы только за то, что они воспользовались платными сексуальными услугами.

культура: Вы встали на защиту ночных бабочек, опубликовав манифест «Не трогай мою путану!».
Бегбедер: Я организовал петицию «343 негодяев», которую подписали люди известные. Они объявили, что ходили, ходят и будут ходить к проституткам. Иногда мужчины посещают их совсем не для того, чтобы заниматься любовью. Это одинокие несчастные люди, которые нуждаются в поддержке, ищут родственные души. Для них путаны играют роль психиатров. Им исповедуются. Они утешают. Это живое общение, а не виртуальный контакт через Facebook.

культура: Вы противник интернета и социальных сетей?
Бегбедер: Эдвард Сноуден раскрыл нам глаза на многое, рассказав о том, как за всеми шпионят. Создатель всепроникающего Facebook Марк Цукерберг объявил: понятия частной жизни больше не существует. Все наши секреты исчезнут в новой цифровой цивилизации. Я ее заклятый враг. Не исключаю, что однажды разразится война между сторонниками виртуальной и реальной жизни.

культура: Несмотря на слегка поседевшую бороду, Вы очень молодо выглядите. Однако через два года Вам исполнится пятьдесят. Полвека прожиты не зря? Есть чем гордиться?
Бегбедер: Можно подвести некоторые итоги. Сегодня себя чувствую гораздо лучше, чем в молодые годы. К пятидесяти принимаешь себя таким, какой ты есть, тогда как в двадцать лет хочется слишком многое свершить. Да и женщинам советую обращать больше внимания на нас, 50-летних, — мы опытнее, умнее и, как правило, богаче молодых.

культура: По части богатства Вам все-таки далеко до старшего брата — предпринимателя и миллионера Шарля Бегбедера.
Бегбедер: С этой точки зрения, в семье меня считают неудачником, лузером. Но я по этому поводу не слишком комплексую. У меня свои преимущества.

культура: Вы, наверное, еще не написали своей лучшей книги?
Бегбедер: Разумеется, нет. Когда заканчиваю рукопись и отдаю ее издателю, понимаю — не удалось сказать всего, что хотел. Это ужасно расстраивает.

культура: Однако Вы уверяете: успех — худшее из того, что может ждать писателя, ибо тогда у него не остается времени на творчество.
Бегбедер: Успех — наркотик, рабом которого ты становишься. Он сводит человека с ума. Кажется, Достоевский считал — годы каторги помогли ему стать писателем. Не намерен нас сравнивать, но сам я провел за решеткой слишком мало — всего 48 часов (полиция задержала Бегбедера, когда он вместе с приятелем занюхивал кокаиновую дорожку, выложенную прямо на капоте автомобиля. — «Культура»). Возможно, такой срок оказался недостаточным для моего становления.

культура: Вы сейчас наверняка работаете над новым романом?
Бегбедер: Уже почти закончил. Не хочется о нем говорить, поскольку рассчитываю преподнести сюрприз моим читательницам и читателям. Над этой книгой мне пришлось основательно потрудиться. На сей раз не рассказываю о себе, а описываю историю, которая случилась с другими реальными людьми. Может быть, впервые в жизни мне пришлось серьезно погрузиться в изучение документов и заставить работать воображение.

культура: Для Вас по-прежнему русские девушки самые привлекательные и сексуальные в мире?
Бегбедер: Я не изменил своей точки зрения, но недавно познакомился с покорившей меня швейцаркой. В любом случае, это движение на Восток. Как и раньше, восторгаюсь вашими красавицами, отважно шагающими на шпильках по глубокому снегу. Бесстрашные русские амазонки мне по-прежнему кружат голову. Да и в московской ночной жизни гораздо меньше запретов, чем в Париже. Однажды в вашей столице я побывал в клубе мужского стриптиза для женщин. Вынужден признать, сегодня русские гораздо меньшие пуритане, чем французы. Снимаю шляпу!

культура: Вашей дочери 14 лет. С ее матерью Вы давно развелись. Считаете себя хорошим родителем?
Бегбедер: Об этом лучше спросить мою дочь. По крайней мере, провожу с ней гораздо больше времени, чем когда-то мой отец со мной. Я избаловал ее сверх всякой меры. Не буду возражать, если Хлоя станет писательницей. Пока она любит танцевать, занимается фотографией, серфингом, играет на гитаре.

культура: Есть ли для Вас в творчестве какие-то табу?
Бегбедер: Это очень трудный вопрос. Я всегда любил произведения, которые провоцировали скандал, выводили нас из равновесия. На мой взгляд, провокаторами были Казимир Малевич, Маяковский и Эйзенштейн. Творческий человек должен стремиться выйти за существующие рамки, преодолеть самого себя, сказать новое. Если потребуется, — перешагнуть табу. К сожалению, современное искусство превратилось в ярмарку, на которой соревнуются в провокативности. Скандал стал его непременной  составляющей. Это скучно.