Елена ФЕДОРЕНКО

17.07.2014

Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко завершает сезон, отмеченный появлением на его сцене мировых звезд. Среди приглашенных солистов значатся Диана Вишнёва и Светлана Захарова, Иван Васильев и Леонид Сарафанов. А в «Русалочке» выступила прима Гамбургского балета Сильвия Аццони.

Встреча с музой Джона Ноймайера произошла накануне очередной московской премьеры «гамбургского гуру». Осенью Музтеатр откроет сезон балетом «Татьяна», на создание которого хореографа вдохновил пушкинский «Евгений Онегин». Ранее поставленные «Чайка» и «Русалочка» оказались яркими событиями балетной жизни. На днях Ноймайер прибыл в Москву для проведения кастинга. «Культура» решила выяснить у Сильвии то, что обычно скрыто за кулисами.

культура: Вы стали приглашенной солисткой Музтеатра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Насколько для Вас было важно станцевать коронную Русалочку на российской сцене?
Аццони: Я далеко не первый раз в вашей стране, приезжала на гала-концерты и фестивали. Однако, приглашение на конкретный спектакль от российской труппы получила впервые. Мне стало интересно. Тем более в Театре имени Станиславского, который так славится вниманием к эмоциональной проработке характеров. Репетировали немного, но, мне кажется, что у нас с театром сложились особенные отношения. Мой партнер Алексей Любимов оказался человеком открытым и очень легким в работе. Мягкость и доброту Виктора Дика, танцующего Андерсена, я ощутила на первой же репетиции. Запомнился Женя Поклитарь — в его Морском колдуне живут первобытная энергия и мощь. Так что от спектакля я получаю огромное удовольствие.

культура: В Музтеатре замечательные Русалочки, но Ваша действительно отличается. Публику буквально сразил дуэт «под водой», когда Ваша героиня спасает принца. Русалочка впервые ощущает любовь, но еще не понимает, что это за неведомое чувство. Какая же она, Ваша Русалочка?
Аццони: Я испытала восторг, увидев запись балета Джона Ноймайера — вы же знаете, что впервые он поставил «Русалочку» в Копенгагене. Когда Джон предложил мне взять роль, я почувствовала себя неуверенно, поняла, что не смогу передать характер неведомого мне существа. Как обычно, я решила создать какой-то бэкграунд: перечитать Андерсена, собрать информацию о русалках. Но «Русалочка» оказалась тем спектаклем, где ничего подобного не потребовалось. На первых же репетициях я поняла, что героиня живет во мне, и я просто должна ее высвободить. Мне не нужно было играть, всего лишь оставаться собой. Русалочка — чувствительная, добрая, странная, наивная, свободная, удивленная и способная на любую жертву ради любви. Такая и я.

культура: В Гамбургском балете отношение к литературе особое. Ноймайер требует от артистов чтения книг?
Аццони: Мы делаем это без его наставлений. Джон настолько глубоко и интенсивно погружается в сюжет, что на репетициях создает ауру любви к произведению, над которым работает. Мы буквально ощущаем вибрации, которые исходят от него. Он много разговаривает с нами, рассказывает о героях, увлекает, а дальше каждый из нас занимается домашней работой. Джон ценит, когда артист понимает роль по-своему и от себя ее излагает, — тогда получается персонаж не ходульный, а особенный. Поэтому спектакли Ноймайера с разными исполнителями так отличаются друг от друга.

культура: Ноймайер производит впечатление человека, который просто не может рассердиться или повысить голос…
Аццони: Еще как может!

культура: Гамбург от нас далеко, но мы знаем артистов, покидающих Ваш театр. Часто ли такое случается и почему?
Аццони: Как бы ответить на ваш вопрос поделикатнее… Ноймайер — сильная личность, художник с характером. У него есть определенный творческий курс, которому он следует. В Гамбурге мы большую часть сезона танцуем его хореографию. Приглашенные балетмейстеры не так часто ставят у нас спектакли. Но есть артисты, которые хотят пробовать себя в разных стилях. Вот они-то и уходят.

культура: Как итальянка Сильвия Аццони попала в Германию и стала музой Ноймайера?
Аццони: Я, можно сказать, деревенская девушка. Выросла в предместье Турина, детство провела в сельских пейзажах, носилась как угорелая по полям. Ничуть не жалею о том, хотя с самого малого возраста знала, что буду городской. Поэтому, когда педагог маленькой балетной школы Турина посоветовала мне поехать в Германию, я не испугалась и не заплакала от расставания с домом. Прошла кастинг и оказалась в Гамбургской балетной школе, где меня увидел Ноймайер. Дальше моя карьера развивалась быстро. Джон Ноймайер стал мне давать сольные номера и роли во всех своих спектаклях. Матс Эк занял меня в «Спящей красавице». Тогда я совершенно не была связана с современным танцем, но амбиции заставили меня перешагнуть за рамки того, что я умела.

культура: Вы — итальянка, Ваш муж Александр Рябко — славянских корней. В Германии чувствуете себя комфортно?
Аццони: Мне интересны разные культуры. Я уехала из дома в 16 лет и с наслаждением погрузилась в немецкую среду. Русалочкой на берегу я чувствовала себя недолго и быстро поплыла к другим берегам. Естественно, когда я вышла замуж, то увлеклась русской культурой и украинскими традициями. Мы оба жили в Германии, работали в одном театре, что сглаживало разницу в национальных менталитетах и характерах. В подобных обстоятельствах развивается широта взглядов, рождается микст культур разных стран, и это обогащает внутреннюю жизнь.

культура: Александр родом из Киева, и ситуация на Украине Вас не может не волновать.
Аццони: Мы очень обеспокоены. Сашина семья — моя семья, и наши родные остались на Украине. Вопрос вопросов: почему человечество так и не научилось жить в мире? Мы приходим на эту землю и покидаем ее, ничего с собой не забирая. Жизнь — дар, так зачем разменивать его на то, чтобы неразумно и жестоко управлять другими людьми? Почему нельзя просто жить? Я печалюсь, когда смотрю новости о событиях на Украине.

культура: После показанного в России отрывка из «Дамы с камелиями» Вас с Александром Рябко называют одной из самых гармоничных пар, сравнивают с легендарными Марго Фонтейн и Рудольфом Нуреевым, Екатериной Максимовой и Владимиром Васильевым. Каково это — танцевать с мужем?
Аццони: В дуэте с мужем есть нечто особенное. На репетициях бывает сложнее, слишком высока планка требовательности. На спектаклях — совсем другое дело, потому что мы друг друга знаем настолько, что я, например, могу полностью довериться Саше — как ни одному партнеру. Дуэт из «Дамы с камелиями», о котором Вы вспомнили, возник у нас благодаря Петербургу — с этим фрагментом нас пригласили на фестиваль Dance Open. Саша танцевал полный спектакль с другими партнершами, я — нет. Ноймайер разрешил мне выучить дуэт для гала в России, и я расценила его согласие как особое признание, потому что до страданий и эмоций Маргариты нужно дорасти, накопить жизненный опыт. После фестиваля нас стали приглашать на все мировые гала именно с этим номером. Думаю, что мы добились такой слаженности, потому что понимаем друг друга как никто. 10-минутным отрывком из «Дамы с камелиями» мы неизменно вызываем в зрителях радость и слезы.

культура: Можете ли назвать домом, семьей труппу, где Вы постоянно работаете?
Аццони: Нет-нет, семья — это Саша и дочь Кира. Но и театр для меня — не просто место работы. Скорее, это моя страсть.

культура: Видели ли Вы уникальную коллекцию Ноймайера, посвященную «Русским сезонам»? Он показывает ее охотно или надо договариваться, чтобы посмотреть?
Аццони: Каждый год в своем доме Джон проводит рождественскую вечеринку. И мы все видим его коллекцию, потому что он живет среди дягилевских раритетов.

культура: Вы много выступаете по миру. Ноймайер легко отпускает на личные гастроли?
Аццони: В 2000–2003 годах нас с Сашей стали много приглашать за рубеж с гостевыми спектаклями. Джон не приветствовал нашего отсутствия, говорил, что мы должны оставаться в Гамбурге, участвовать в репертуарных спектаклях. Сейчас мы стали старше и опытнее, фокус его строгости сместился на более молодых танцовщиков. Теперь легче.

культура: Балерины-матери сегодня не редкость, но обычно рожают либо в самом начале профессионального пути, либо на исходе короткого актерского века. Кира же появилась на свет в самом расцвете Вашей карьеры.
Аццони: Саша давно хотел ребенка, но я была не готова: роли в театре, приглашения по всему свету казались важнее. Видимо, я созревала для материнства. К счастью, когда почувствовала, что готова — сразу забеременела. Время ожидания ребенка для меня оказалось простым, я танцевала до пятого месяца.

культура: Как такое возможно?
Аццони: Во время беременности я была более худая, чем сейчас. Делала класс на пальцах буквально накануне родов. Смешная история: в тот день, когда Кира появилась на свет, мой педагог Ирина Якобсон (вдова великого хореографа Леонида Якобсона. — «Культура») сказала: «Сильвия, чтобы я видела тебя на пальцах последний раз. Это очень опасно — ты отвечаешь не только за себя, но и еще за одну жизнь»… Больше пальцев не было — через десять часов начались роды.

Кира — легкая девочка с покладистым характером. Она с нами путешествует, растет среди танцовщиков, все готовы с ней играть, все ее любят, она — маленький талисман Гамбург-балета. Кира говорит на четырех языках: со мной на итальянском, с Сашей — на русском, в труппе — по-английски и по-немецки.

культура: Вы танцевали Никию в балете «Баядерка» в редакции Наталии Макаровой, к которому профессионалы относятся скептически, как к дайджесту великой хореографии Петипа. Вы тоже так считаете?
Аццони: Я не настолько связана с русским балетом, чтобы судить о достоинствах постановки Наталии Макаровой. В России версия Петипа впитывается с молоком матери, а мне не с чем сравнивать. Наташа приехала к нам в труппу работать над стилем в спектакле «Жизель». Потом она отобрала меня для участия в «Баядерке». В первом акте танцы Никии оказались близки моему телу, но в акте «Тени» было трудно. Наташа требовала графических линий, чистых арабесков, а я всегда завидовала русским балеринам с их длинными руками, длинными ногами, протяженными линиями. Наташа позволила мне стать другим человеком, измениться внутренне и внешне. Позже она приглашала меня танцевать Никию в Лондоне и на премьере своей постановки в Варшаве. Макарова сыграла важную роль в моей счастливой карьере, как и Матс Эк, Пьер Лакотт, доверивший мне Сильфиду, и балетмейстеры, позвавшие меня на главную роль в «Тщетную предосторожность» Фредерика Аштона. Сотрудничество с Театром Станиславского — для меня тоже важная страница творческой биографии.