Елена ФЕДОРЕНКО

26.09.2018

Москва увидела балет «Айседора» с мировой звездой Натальей Осиповой в титульной роли.

Этот двухактный спектакль, рожденный в Калифорнии международной командой во главе с продюсером Сергеем Даниляном (компания Ardani Artists), в России ждали с нетерпением. В начале года Наталья Осипова рассказывала читателям нашей газеты о новой версии прокофьевской «Золушки», задуманной совместно с хореографом Владимиром Варнавой. В процессе репетиций «Золушка» трансформировалась в «Айседору». Хореограф, отлично зарекомендовавший себя прежними работами, в истории о бедной бесприданнице услышал судьбу «босоногой предвестницы будущего». Молодой сочинитель нашел наивные и трогательные антирифмы. Не было бы вечной сказки, если бы фея не одарила замарашку туфельками и не превратила бы ее лохмотья в роскошное платье, не попала бы героиня на бал, не обернись тыква каретой, а грызуны — ​лихими скакунами. У Айседоры все с точностью до наоборот: она разулась принципиально, скинула чопорные платья, заменила их свободными хитонами (не только на сцене, но и в жизни), отвергла корсеты, а средство передвижения — ​автомобиль стал ее неумолимым фатумом: в нем погибли ее дети, а спустя годы — ​она сама.

Бездонная и всеобъемлющая «музыка мировых катастроф», написанная в годы войны, произволу переосмысления подчинилась. В грандиозном космосе Прокофьева — ​смятение и отчаяние, вера и надежда, тончайшая лирика и высокий трагизм, горькая быстротечность времени и насмешливый гротеск. Все краски отлично передал оркестр Музтеатра имени Станиславского и Немировича-Данченко под руководством маэстро Феликса Коробова.

Жанр балета-байопика до сих пор не имеет устойчивых берегов, но очевидно, что его главный герой уже должен превратиться в архетип. Судьба американской «босоножки» давно стала мифом. Ее программа — ​своеобразный революционный манифест — ​запустила необратимый процесс свободы пластических стилей. Раскрепостила тело — ​«средство выражения ума и духа», объявила «природу — ​источником танца», а музыку — ​основой художественного образа. Сюжет ее жизни пронзителен: безотцовщина, бедное детство, одержимость танцем, страстные любовные романы, гибель детей, брак с русоволосым русским поэтом и последние слова из машины — ​провожающим: «Прощайте, друзья, я отправляюсь к славе!» Через несколько минут шарф, попавший в ось колеса, удавкой впился в шею. Эти витальные моменты — ​в основе спектакля, либретто — ​цитаты из мемуаров самой Айседоры.

Хореограф глубоко погружен в материал, особого уважения заслуживают отсутствие самоповторов и музыкальность танцев: их не перетянул эпатаж личной жизни. Однако скудость движений и лексического языка не позволили фантазии развернуться в полном объеме. Благое намерение оказалось задачей трудновыполнимой. Пластические пасьянсы оказались бессильны передать танец Айседоры, что «столь же неуловим, сколь нематериален, как звук и цвет», его «красоту, простую, как сама природа». 

Сценическая подлинность отдельных сцен притягательна, впечатляют костюмы Гали Солодовниковой и видеоинсталляции Ильи Старилова. Вот — ​задумчивая детская вольница: калифорнийский океан и застывшая перед величием стихии фигурка девочки. Не сумев укротить свои эмоции, она помчится вперед, и этот бег похож на полет птицы. Далее спектакль дрейфует в сторону конкретики и рассыпается на отдельные сцены-нарративы. Первый болезненный стресс — ​отец бросает семью на произвол судьбы — ​окрашен в бирюзовые тона: родители, братья, сестра и голубой чемодан, в который крепко вцепились детские пальцы. Он — ​символ скитаний и бездомности — ​появится в спектакле не раз, как и шарф — ​спутник танцев и смерти. То и дело рядом с протагонисткой возникает Терпсихора, величественная и невозмутимая. На фоне античных руин и храмов резвятся нимфы, вакханки, сатиры. Тема не случайна: дух Древней Эллады с гармонией соразмерности, культом ритуалов, экстазом мистерий будил воображение «босоножки». «Клан Дунканов», как называет свою семью Айседора, совершал долгое паломничество в Грецию, где она, 26-летняя, инициировала строительство храма для обучения детей.

Обаятельна зарисовка-пародия на классический балет, в ней хореограф проявил свой юмористический дар: серьезные лица, марионеточные подпрыгивания на пуанты, подчеркнуто бессмысленное мельтешение рук и ног. За всех возлюбленных мятежной артистки, а среди них отцы ее детей — ​режиссер и художник Гордон Крэг и наследник империи швейных машин Парис Зингер, «отвечает» один персонаж, быстро покидающий подмостки, в согласии с реальной фабулой: «Они, может быть, и любили меня, но всегда возвращались к своим женам». Трагические страницы танцевального дайджеста — ​смерть детей и гибель самой героини — ​иллюстрирует выезжающий раритетный Bugatti, образца 1927 года. К финалу первого акта повеяло развесистой клюквой — ​знаменитость собралась в Россию, навстречу новой жизни, на ней — ​пурпурная шубка, высокие валенки, теплый платок. Страну Советов адресовали той доверчивой публике, которая до сих пор верит, что по улицам российских городов бродят медведи. Березки и скворечники, кремлевские башни, Мавзолей и Дворец Советов — ​все красное, даже костюмы чекистов и полотнище, покрывающее подмостки. Звучит прокофьевский бал, американская гостья танцует с Лениным, у него портретный грим: бородка, лысина, прищур. Алексей Любимов создает сочный собирательный образ вождя — ​плакатного и пародийного. То и дело взлетает в указующем жесте его правая рука с отведенным большим пальцем, гостей он встречает поцелуями, как делал это чуть позже один из его адептов. На самом деле нет свидетельств о встречах вождя мирового пролетариата и американской гостьи (известно только, что в Большом театре после исполнения «Славянского марша» Чайковского он кричал «браво!»). 

В России иностранке покровительствовали народные комиссары Луначарский, Подвойский, Красин. Айседора бывала в «стране снега и льда» и раньше, ее искусство приняли восторженно. Революционные идеи ее увлекли, в них она увидела надежду человечества, советская утопия ее тревожила. В отличие от создателей «сувенирного» сценического шаржа. На плечи Ленина набрасывают крылья, и получается бесшабашная и безбашенная карикатура — ​ангел, похожий на гигантского богомола или овода. Россия правит бал, где Айседора встречает принца, свою запоздавшую любовь — ​Сергея Есенина. Поэту в отличном исполнении Владимира Дорохина приходится «существовать» в пьяном кабацком угаре среди полуголых собутыльников и навязчивых девиц. Адажио расставания дебошира и его супруги артисты провели тонко и мягко, без яркой патетики. В психологических нюансах Айседоры — ​Натальи Осиповой — ​прощение и прощание, сила злого рока и робкая надежда на будущее. Балерина ювелирно прорисовывает роль, решает титаническую задачу — ​собрать эпизоды, в которых так много примитивного, в единое целое. Создает свою территорию чувств — ​«тот единственный мир, в котором стоит жить, мир воображаемый». Она совмещает слабость и стойкость, очаровательную трогательность и несгибаемую силу духа. Тонкая актерская игра с той редкой задушевностью, которую так ценил в актрисах Чехов, вызвала горячую ответную благодарность зрителей.

Фото на анонсе: Doug Gifford