Елена ФЕДОРЕНКО

12.04.2018

В премьере одноактных балетов Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко соединились верность традициям и дерзкое освоение неведомых территорий.

Программу, составленную из «Призрачного бала» Дмитрия Брянцева и двух российских премьер — «Одинокого Джорджа» Марко Геке и «Минус 16» Охада Нахарина, задумал худрук балета Лоран Илер. Как тонкий дипломат, он отдал дань уважения к истории труппы: премьера первого в доме на Большой Дмитровке в 1995 году произвела фурор. В других одноактовках — несходные стили и неведомые «станиславцам» пластические языки. Здесь французский вожак выступил в роли мудрого воспитателя и просветителя, уже привычно направляя труппу на обретение нового опыта. Артисты откликнулись с азартом и куражом, сделали незнакомую хореографию своей, танцевали без намеков на компромиссы, бесстрашно и свободно. Вечер сложился в панораму жизни, где сходятся беспомощная тоска и сумасшедшая радость.

 — спектакль грустный, меланхоличный. Пять пар танцуют при свечах под музыку Фредерика Шопена. Оркестр, ведомый маэстро Феликсом Коробовым, и рояль Анны Малышевой звучат чувственно и артистически деликатно. Ветер в таинственном зале колышет тюлевые занавески. Не хватает камина и задремавшей рядом барышни, в чьем воображении, возможно, и оживают романтические образы. Такую версию излагал сам Дмитрий Брянцев, потом у него возникали и иные объяснения — будто бы дамы и кавалеры сошли со старинных полотен. Мысли скользят, меняя направления. Прочитывается тем не менее единая ассоциация: «Бал» — мечты об ушедшем и прекрасном прошлом. Вообще-то, автор был жизнелюбом и оптимистом, два десятилетия твердо руководил балетом Музтеатра, ценил юмор и чувствовал природу танцевального гротеска. Предпочитал фабульные спектакли в любых форматах, ставил полнометражные опусы и миниатюры. При этом не типичный для хореографа бессюжетный «Призрачный бал» сегодня ничуть не устарел.

В полутьме не рассмотреть лиц танцовщиков, сплетающих кружева вальсов, полонезов, мазурок. Они похожи на эфемерные видения. Сумрак рассеивается, ансамбль исчезает, и на сцене поочередно возникают дуэты. Каждая пара ведает о своем, печально напоминает о том, что далеко, что — только в памяти. Чувства для исполнителей оказываются сложнее движений, освоенных почти безупречно. Наивна и воздушна Ксения Шевцова и ее партнер Георгий Смилевски. Острое волнение объединяет Оксану Кардаш и Ивана Михалева в страстном диалоге. Необыкновенно поэтичны Наталия Сомова, отрешенная Эрика Микиртичева и нежная Валерия Муханова, воскрешающие чуть старомодные миражи изысканного брянцевского шедевра. Сравнения «Бала» с «Шопенианой» Михаила Фокина конца прошлого столетия, конечно, не случайны.

«Одинокий Джордж», поставленный Марко Геке менее трех лет назад, — тоже невеселый спектакль. Хитрец Геке направил нашу мысль по лукавому пути: Джордж — черепаха, последний представитель редкого вида, прожил век и умер на далеких островах Эквадора. Сто лет одиночества. Что такое быть последним и одиноким — волнует хореографа. Но, конечно, его переживания связаны отнюдь не с миром рептилий. Балет — о внутреннем сиротстве, что делает человека уязвимым и беззащитным.

В пластике — экстаз инстинктов и мускульная энергия. Складывается ощущение, что Геке, словно профессор точных наук, экспериментирует с физическими возможностями тела. Руки, готовые выпасть из суставов, стремительно прорисовывают четкие прямые линии и пунктиры, лезвиями сверкают кисти, дрожат пальцы, сжимаются кулаки. По сцене семенят геометрические фигуры с острыми углами локтей. Движения столь энергичны, что, кажется, вот-вот оторвутся тела от земли, но — не взлетят: не дано. Узнаваемый пластический язык хореографа сконцентрирован на работе рук и корпуса — прыжкам, вращениям, арабескам и всяким красивостям на этой палитре нет места. Стая, где каждый из десятка исполнителей получает соло (запомнились Георги Смилевски, Екатерина Иванова, Евгений Поклитарь, Денис Дмитриев), опасная и зловещая в своей замкнутости, не спасает самых отчаянных и бесстрашных. В итоговом монологе Наталья Сомова «пропевает» песнь отчуждения — горького и гордого признания о неспособности слиться с окружающим миром. Никого, кто был рядом, теперь нет, все затмевает личная катастрофа, и звучит потрясающий по силе воздействия Восьмой струнный квартет Дмитрия Шостаковича. В музыке — шквал эмоций и настроений, в движениях — судороги и конвульсии.

Для спокойного хореографа-философа Охада Нахарина театр — пересечение зрелища, танца, клипа, дискотеки и гремучего сплава мелодий. Израильтянин в спектакле «Минус 16» предлагает радостный способ выживания. На огромном черном пространстве сцены — полукруг стульев, на них сидят актеры, одетые в одинаково черные костюмы. Подпевают ритмичной еврейской пасхальной песне, в бешеном темпе простирают руки, бьют себя в живот, отрывают от земли ноги, ломают тела, то склоняясь вперед, то откидываясь назад. Энергия движения ураганом обнимает всю цепочку исполнителей. Последний в бессилии падает ниц и вновь вскакивает. Зловещий ритуал повторяется вновь и вновь. Танцоры сбрасывают с себя одежду и швыряют ее к центру сцены: летят шляпы, пиджаки, брюки, ботинки, рубашки. Обнажаться заставляют не внутренние страсти, а некая мистическая сила, похожая на растекающуюся злость. Экстаз агрессии — предвестие тотальной катастрофы. Похожее мы уже видели в отважном танцевальном шоу под названием «Анафаза» в исполнении компании «Батшева», которой Нахарин руководит почти три десятилетия. В «Минус 16» хореограф цитирует фрагменты ранее поставленного. Спектакль начинается из затакта, занимая собой время антракта, когда на сцену выходит златокудрый Максим Севагин и пускается в импровизации, легко переводя их от стиля к стилю. Зрители не выходят из зала, увлекаясь фирменным танцем под названием «гага», предлагаемым в качестве эпиграфа к маленькому балету. В Москве ассистенты Нахарина по труппе «Батшева» проводили мастер-классы по «гаге», которую ее изобретатель называет «прославлением танца» с его «животной сущностью и взрывной силой». Можно соединять все, что угодно: модерн и акробатику, брейк и первобытные пляски, буто и гимнастику, балет и фламенко. Главное — познание себя через собственное тело. Процесс не терпит отвлекающих маневров и дополнительных атрибутов — зеркал или предметов мебели, только — внутренние импульсы, только — пустое пространство.

В финале, остроумном и жизнеутверждающем, танцовщики сбегают в зал, и каждый выбирает себе партнера из публики. Неведомо, что говорят артисты своим визави в первой медленной части, но «новички» быстро избавляются от зажима и волнений. Студентки, бабушки, толстоватые мужички — все, кто оказываются на сцене, танцуют и отвечают движением на трюки, выделываемые профессионалами. Мощные токи положительных эмоций забирают зрителей, восторженные аплодисменты мешаются с криками: «Мы вам завидуем».

«Да, нас преследуют мечты и одиночество, но главное — все будет хорошо» — таков замечательный вывод вечера. Лоран Илер — еще и отличный психолог, сумевший через грезы о былом и беспросветное сиротство привести публику к безмятежному счастью. А что до исполнителей, то они получили возможность проявить свои умения.