«Чем не культ балетной личности…»

Елена ФЕДОРЕНКО

23.11.2015

На Исторической сцене Большого театра прошли вечера «Ave Майя» в честь 90-летия великой балерины.

Майя Плисецкая любила отмечать юбилеи ярко — таков был характер. Праздники она нарекла «вопросами геронтологии» и о вечерах, отмечавших «округлявшиеся с каждым разом даты», рассказала в своих книгах. «Звездным часом» называла фестиваль, посвященный своему 80-летию. Премьеры, два спектакля Большого, исполненные в ее честь, фильмы в «Иллюзионе», выставки в Новинском пассаже и Большом Манеже. Майя Михайловна принимала участие во всем и с улыбкой усталости от грандиозного «персонального» чествования шутила: «Чем не культ балетной личности…». Кульминацией тогда стал гала в Кремлевском дворце (Большой был закрыт на реконструкцию) под названием «Дон Кихот». Московский балет-ветеран принимал гостей, и кого тут только не было — родные артисты и звездные гости, брейкеры и бритоголовые шаолиньские монахи, гламурный идальго Хоакин Кортес и «казаки» из Ансамбля Александрова. Даже ветераны хора Большого театра в синей униформе билетеров с золочеными нашивками на рукавах дефилировали по сцене с корзинами алых роз. Сюрпризы сыпались как из рога изобилия. Сама Майя Михайловна танцевала для гостей подарок Мориса Бежара — миниатюру «Ave Майя». Вечер вошел в разряд легенд, фрагменты повторялись по телевизионным каналам, балетоманы вспоминают его все прошедшие десять лет.

Нынешний тоже транслировался в прямом эфире, записан и будет повторяться, только по сравнению с гала 2005-го показался бледной копией. Режиссер Андрис Лиепа не стал искать новые ходы и решения, а предпочел выступить послушным исполнителем программы, подготовленной при жизни Майи. Сохранился «Порядок концерта», написанный быстрым кружевным почерком Плисецкой. Его напечатали в программке как доказательство воли самой балерины. Однако от первоначального плана до финального воплощения — долгий путь через сценарий, режиссерскую драматургию, мизансценические кульминации… И путь этот прокладывали уже без Плисецкой.

По сцене Большого — «лучшей сцены… на планете Земля люди не построили» — пролетел жизнеутверждающей «Арагонской хотой» многолюдный Ансамбль имени Игоря Моисеева. После чего подмостки показались особенно пустынными, и на них, как на лобное место, поднимались лучшие балерины Большого (в их компанию попала и экс-солистка Анжелина Воронцова) с коронными вариациями Плисецкой. При точном кастинговом раскладе крошечные одинокие танцы (в спектаклях соло героинь окружает пышный кордебалет и «звучат» они в контекстах сюжетов) вызывали обиду за их исполнительниц. И не их вина в том, что сиротские соло не рифмовались с танцем Майи, взрывавшим сочными красками нежный мир академического балета. Фоном становилась видеопроекция — то придворный зал, то застывший запредельный прыжок Майи, а Нине Капцовой совсем не повезло — ее принцесса Аврора танцевала на фоне кучерявых облаков. Лучшими в развернутой панораме оказались Китри Марии Александровой и Екатерины Крысановой, Раймонда Екатерины Шипулиной и Одиллия Ольги Смирновой. Но «галочку» возле пункта «вариации из станцованных мною балетов» поставили.

Дальнейшая программа отражала увлечения Майи. Конечно, испанское фламенко («Женщина (желательно лучшая на сегодня)», — написала в программе Плисецкая), в рисунке которого постаревшая Ева Йербабуена чувственно рассыпала дроби сапатеадо.

Воспитанники хореографической школы города Тольятти попали на сцену Большого только потому, что училище носит имя героини вечера. Великая балерина умела смотреть в будущее с надеждой (свое имя разрешала использовать труппам, конкурсам, фестивалям, проектам) и не раз становилась жертвой своей доверчивости. До сих пор вспоминается, с какой болью на чаепитии в Бахрушинском музее Майя Михайловна рассказывала о «кремовых страстях», когда на прилавках появились коробочки и флакончики бальзамов и притирок с ее портретом и автографом, и о судебных разбирательствах, через которые вынуждена была пройти, чтобы доказать свою непричастность к этой афере.

В завершающем номере первого отделения предполагалось представить Плисецкую — азартную болельщицу, человека заводного, бурного, непокорного характера. Десять лет назад с подобной задачей справились шаолиньские монахи, брейкеры, александровцы, в нынешнем — увы! — их не смог заменить фрагмент устаревшего шоу Театра танца Аллы Духовой «Тодес».

Дальнейший ход гала составили балеты, созданные специально для Плисецкой. Ее партии исполнили петербурженки Ульяна Лопаткина, Диана Вишнёва и Светлана Захарова, которая хоть и числится главной балериной Большого театра, но вольную стихию московского балета не впитала, оставшись заложницей «крахмальной» чистоты императорской сцены северной столицы. Лопаткина потрясающе станцевала «Гибель розы» Ролана Пети. Пускай в ней не было отчаянной схватки за жизнь, что обжигала в трактовке первой исполнительницы, зато чувствовалась индивидуальность и самостоятельность интерпретации, — сама Майя умела это ценить. «Болеро» Мориса Бежара Диана Вишнёва исполнила на сопротивлении собственным возможностям — взрывная энергетика разрядами тока била из ее облика травести, сразив наповал аккомпанировавших танцовщиков бежаровского Ballet Lausanne.

В «Кармен-сюите» со Светланой Захаровой эротику, которой когда-то испугались советские чиновники, нельзя было ни увидеть, ни почувствовать. Взрывоопасные дерзости и своеволия Плисецкой царили не на сцене, а на кадрах кинохроники, где Кармен с гордо вскинутой головой, отвязной походкой медленно поводила бедрами и шла на гибель, а не искала любовных приключений. Чудо сотворил маэстро Туган Сохиев, передав в музыке и отчаянную страсть, и нежность нюансов — в царской ложе рукоплескал автор Родион Щедрин, прятавший слезы за темными очками.

Воплощая последнюю запись Плисецкой по программе концерта («Кода вечера — 5–6 минут последних тактов «Болеро»), режиссер нашел замечательное решение. Экран установил на алом столе — из «Болеро» же, соединил черный фон холста с одеждой сцены и получил эффект живого присутствия героини. Что оказалось возможно благодаря Майе, главной ролью которой стала сама ее непокорная жизнь. Гениальная балерина с горящим взглядом и летящим водопадом волос «завела» не только окружающих стол мужчин, но и весь зрительный зал. Пересекла невидимую черту и оказалась вместе с нами. То же отличало и две замечательные выставки, развернутые в Большом. А поблизости, на театральной артерии Москвы — Большой Дмитровке, в день юбилея открыли сквер имени Плисецкой с граффити бразильского уличного художника Эдуардо Кобры. У портрета Майи Родион Щедрин сказал: «Плисецкая шагнула в будущее».