Изменчивые образы танца: XXIV балетный фестиваль в Уфе

Елена ФЕДОРЕНКО, Уфа

25.03.2024

Изменчивые образы танца: XXIV балетный фестиваль в Уфе

XXIV Международный фестиваль балетного искусства имени Рудольфа Нуреева завершился в столице Башкирии.

Уфа — город, где прошли детские и юношеские годы великого танцовщика, — проводит фестиваль с 1993 года. Идея его создания родилась в день смерти Рудольфа Нуреева. На пресс-конференции, предварявшей праздник танца, об этом напомнила Леонора Куватова, главный балетмейстер Башкирского государственного академического театра оперы и балета, художественный руководитель фестиваля: «Начало фестивальной традиции связано с двумя мастерами, на годы вперед заложившими основы для будущего башкирского балета. В рождественские дни 1993-го, когда пришла весть о кончине Нуреева, Юрий Григорович находился в Уфе. Вместе со своим другом, легендарным руководителем балета нашей республики Шамилем Терегуловым, они решили увековечить память о «великом Руди». Опыт и фантазия моментально подсказали гениальный ход — сохранить воспоминания не в канонических мемориях, а в изменчивых образах танца.

Вот уже четвертое десятилетие солнечная весенняя Уфа принимает гостей, каждый фестиваль — уникален. Афишу нынешнего составили четыре спектакля и два концерта. Но один — гала «Легенда балета», намеченный на финал XXIV Международного фестиваля хореографического искусства имени Рудольфа Нуреева на 23 марта, был отменен из-за случившейся накануне страшной трагедии — теракта в «Крокус Сити Холле».

Концерт-открытие фестиваля — «Его зовут Рудольф Нуреев» — состоялся 17 марта. На экране танцевал «неистовый Руди — потомок Чингисхана», поражая невероятной виртуозностью, неразгаданной харизмой и безграничной свободой. Гала, как и все фестивальные вечера, открывал известный театровед, драматург, педагог Сергей Коробков — рассказчик вел зрителей по событиям жизни их гениального земляка, перелистывал страницы его биографии, вспоминал множество невероятных историй. И каждый спектакль «прорастал» реальными историческими знаниями, делом, исключительным по своей просветительской миссии. Девизом фестиваля выбрали слова Рудольфа: «В каждом, кто выйдет на балетную сцену после меня, будет жить частичка меня».

Танцевальную программу открывала совершенная сцена из балета по старинным легендам «Журавлиная песнь», которую называют башкирским «Лебединым озером». Кордебалет поэтически передавал метафору свободолюбивого журавлиного клина, солировали знаменитые уфимские артисты Гульсина Мавлюкасова (Зайтунгуль), Олег Шайбаков (Юмагул), Артем Доброхвалов (Арсланбай).

«Ромео и Джульетта» — один из любимых балетов Нуреева, любимых так горячо, что в последние годы, больной, когда силы покидали, он дирижировал сюитой из балета Прокофьева в Казанской филармонии, и у него на глаза наворачивались слезы. Неподражаемые Ирина Сапожникова и Сергей Бикбулатов благородно представили адажио из «Ромео и Джульетты»: отношения их героев пронизаны предчувствием обреченности, хотя сами они этого, похоже, пока не сознают.

Элегантно и задушевно артистичные солисты Анастасия Купцова и Расиль Сагитов исполнили па-де-де «Венецианский карнавал» из балета «Сатанилла».

Украсили концерт Валерия Исаева и Рустам Исхаков, победно станцевавшие сложнейший дуэт Дианы и Актеона из балета «Эсмеральда». Легкие, не ведающие технических преград уфимские звезды вернули на сцену полузабытый азарт академического танца.

Тремя удалыми изящными сочинениями, пронизанными здоровым юмором и тонкой иронией, удивил и порадовал петербуржец Олег Габышев. Сам хореограф станцевал монолог «Русский танец» на музыку Чайковского, где наивно страдала душа сердцееда. В номере «Лень» его партнершей стала Амина Мухаметова, владеющая тонкими обольстительными актерскими секретами. Цыганский танец из балета «Рахманинов. Симфония длиною в жизнь» вместил в себя сюжет пушкинской поэмы «Цыганы» и поразил яркостью хореографического языка. Солисты Разиля Мурзакова, Ильнур Зубаиров, Тагир Тагиров щедро дарили зрителям сильные чувства и магнетические страсти.

Молодая статная Мария Буланова — гостья из Мариинского театра — в монологе Мехменэ Бану из «Легенды о любви» с воодушевлением транслировала внутренние терзания своей героини, отдавшей красоту в обмен на выздоровление сестры. Рудольф когда-то мечтал об участии в этом балете: в его чемодане, оставленном в аэропорту Ле Бурже, оказались аккуратно сложенные ткани из не существовавшей еще в России лайкры, купленные для костюма Ферхада, которого он собирался танцевать во втором балете Юрия Григоровича.

Страстно любил Нуреев и «Лебединое озеро», его принц Зигфрид — не парадный портрет рафинированного наследника, а романтик с особым складом души, не могущей мериться с распорядком окружающего мира. Факт, вошедший в историю мирового балета: в 1964 году Нуреев с Марго Фонтейн в Вене танцевали «Лебединое озеро», на поклоны их вызывали 89 раз, и длились овации едва ли не дольше, чем сам спектакль. Белое адажио из «Лебединого озера» исполнили мастера — Софья Саитова и Сергей Бикбулатов. «Мелодию» на музыку Глюка в хореографии Асафа Мессерера «пропели» Софья Саитова и Расиль Сагитов с таким эмоциональным подъемом, словно рассказывали о вынужденном роковом расставании влюбленных.

Па-де-де Сильфиды и Джеймса из балета «Сильфида» Ирина Сапожникова и Артур Мкртчян — одаренный и перспективный солист Музтеатра имени Станиславского и Немировича-Данченко — наполнили проникающим в душу драматизмом и преподнесли показательный урок тонкого актерского диалога. Очевидная польза эксперимента, на который пошло руководство башкирского балета: традиционное приглашение пар из других театров заменили на приезд одного солиста, а дуэт с ним складывали уже на репетициях в Уфе со «своим». Конечно, все прекрасно знают хореографический текст, а вот смыслы и логика рождаются прямо на сцене и интересны сиюминутной свежестью и искренностью. Сложное адажио Анюты и Студента из «Анюты» Валерия Исаева исполняла с Ильнуром Гайфуллиным — сегодня премьером Татарского театра оперы и балета имени Мусы Джалиля. В зрительном зале я оказалась рядом с педагогами Уфимского хореографического колледжа имени Рудольфа Нуреева, и они переживали за Ильнура, своего выпускника. Танцевальный ансамбль башкирского театра настроен на единый тон, и просто невозможно не почувствовать общность, что царит на сцене, когда каждый воспринимается частью слаженного ансамбля. Этот удивительный феномен объяснила Леонора Куватова: «В нашей труппе сто артистов, все — из местной школы, воспитаны в единой эстетике, и у всех — дышащий корпус, мягкие руки, четкие позиции». Думаю, что секрет особой профессиональной и душевной общности в том, что все до единого — выпускники одной альма-матер.

Череда спектаклей, в большинство были призваны знаменитости из других театров, продолжила фестиваль. Уфимский кордебалет не терялся в ореоле приглашенных звезд. Легендарная «Журавлиная песнь» — первый национальный балет, поставленный ленинградкой Ниной Анисимовой в 1944-м и решивший судьбу Рудольфа Нуреева, когда он, семилетним, увидел на сцене Зайтуну Насретдинову в роли Зайтунгуль и потом вспоминал свои невероятные впечатления до последних дней, — открывала парад спектаклей. Нерв и драматургию этого хита-старожила держит Гульсина Мавлюкасова — Зайтунгуль. В ее танце — дышат «почва и судьба». Настоящая актриса, она через лирику и мелос обнаруживает потаенные глубины драмы и трагедии. Спектакль сохранил и породу и природу, по-прежнему и волнует и увлекает, но требует внешнего обновления, его бы освежить да переодеть.

Потускнел в красках, но не утратил целостности и игрового шарма «Дон-Кихот» образца 1997 года в редакции Юрия Григоровича (с декорациями Валерия Левенталя). В нем по-прежнему «носится радость и скачет само веселье», как сказал Мариус Петипа, сделавший хореографическую версию романа Сервантеса для Большого театра ровно 155 лет назад. Идеально слаженным оказался дуэт примы башкирской сцены Ирины Сапожниковой-Китри и премьера Московского театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Ивана Михалева-Базиля. Сапожникова — балерина виртуозная и стилистически безупречная — восхищала не только четвертными пируэтами и тройными фуэте, но выглядела уникальной актрисой: характер для нее оказался важнее парада умений. Ее Китри была родной сестрой Катарины из «Укрощения строптивой» — она тайно и лукаво подчиняла себе бедолагу Базиля-Михалева, сражавшего зал не эскападами и напором, а добросердечием и почти детской наивностью влюбленного по уши мальчишки. Танцевали оба блестяще.

В «Сильфиде» Левенскольда — Бурнонвиля с участием восходящих звезд Большого театра женственной и изящной Елизаветы Кокоревой и Дениса Захарова проявилась магистральная для Нуреева тема — тема художника, презревшего мирскую жизнь ради мечты. Главным героем спектакля стал Джеймс, восставший против рутинной жизни, обывательского распорядка семьи и устремившийся страждущей душой в иные, воображаемые, миры. Герой Дениса Захарова искал рифмы своим фантазиям и снам, почти обретал их, но тут же терял на порогах, где они разбивались о многовековые устои окружения. И все-таки находил изменчивое счастье в грезах и видениях, забывая о земном. Захарова стоит назвать идеальным Джеймсом современной сцены. Техника и стиль от Бурнонвиля безупречны, образ — столь же идеален, сколь и современен: настоящие поэты говорят о вечном.

В один из фестивальных дней на вопросы «Культуры» ответил известный танцовщик из Санкт-Петербурга Олег Габышев, заслуженный артист России, лауреат премий «Золотая маска» и «Золотой софит».

— На гала открытия публика восторженно приняла ваш шутливый дуэт «Лень». Вы человек веселый?

— Конечно. В «Лени» хотел передать свое утреннее состояние, когда, не в силах расстаться со сном, чувствую, как что-то меня держит. Наверняка — лень, вот и представил, какой она может быть. Медлительная, вялая, с вяжущими руками. Лень на сцене — это я, рядом — девушка, она куда-то рвется, а я ее отвлекаю. Номер получился с нравоучением: не предлагайте лени дружбу, как это сделала моя партнерша, иначе погрязнете навсегда. Не водитесь с ленью, ее надо игнорировать. Рад, что зрители смеялись. Заставить рефлексировать легче, чем вызвать на лицах улыбку. Вот такой характер лени я обнаружил.

— А потом предложили характер похмелья, и тоже лукавый, с юмором. Да еще под музыку «Русского танца» Чайковского, который традиционно исполняет нежная барышня, а у вас подвыпивший парень…

— Русский танец — фрагмент моего спектакля «Метель» на музыку Свиридова и Чайковского. В балете у него есть предыстория: девушка бросает героя, он выпивает, и начинается сцена отчаяния и безысходности. Платок в его руках — единственное, что осталось от той встречи, он переживает на разрыв души, готов даже броситься в оркестровую яму. Ему кажется, что жизнь кончена, но мы-то знаем, что это не так.

Драматический номер, уже без озорства, поставил специально для фестиваля — это честь для меня. Номер связан с творчеством Рудольфа Нуреева, постарался передать восхищение, охватившее меня после просмотра фильма-балета «Ромео и Джульетта», где он и хореограф, и исполнитель главной роли. Дух великого Руди, который живет в этом театре, помогает.

— Он помогает всем, кто выходит на уфимскую сцену. На ней совсем недавно состоялась мировая премьера вашего трехактного балета «Рахманинов. Симфония длиною в жизнь».

— Балет ставил специально для Башкирской оперы, которую обожаю. Магические стены и сцена у этого необыкновенного театра, и уникальны люди, в нем работающие. Их связывают добрые, почти семейные, отношения, нет ни зависти, ни желчи, все друг за друга держатся. Единство, братство и доброжелательность я почувствовал во время постановки «Рахманинова» — не думал, что выпуск спектакля может проходить так гладко, без шероховатостей. Здесь царит творческая атмосфера, а в нее всегда приятно погружаться. Благодарен в этом театре всем, каждому работнику.

— Ваш «Рахманинов» — балет-байопик?

— Да, биографический спектакль. Посвящен великому русскому композитору и приурочен к 150-летию со дня его рождения. В балете отражены основные этапы жизни Сергея Рахманинова: учеба в консерватории, провал первой симфонии, разочарования, долгая депрессия, успех и мировой триумф. Многое случалось на его тернистом пути. Очень рад, что спектакль пришелся по душе и зрителям, и артистам, которые танцуют его с удовольствием. Понимаю, что это заслуга рахманиновской музыки и самой истории, полной взлетов и падений.

— Как у известного солиста, еще не завершившего карьеру танцовщика, родилась тяга к сочинительству?

— Вообще я не планировал ставить ни номера, ни балеты. Но однажды понял, как могу помочь Борису Яковлевичу Эйфману, моему мастеру и учителю. Рассуждал так: будет здорово, если я «перейду» на его сторону, постараюсь сразу предугадывать все, что он хочет. Это принесло плоды — почувствовал, что ему стало приятнее и удобнее со мной работать. Такое «сотрудничество» вывело меня на новый уровень. Я же понимаю, что такое возрастной переход, когда танцовщик оставляет сцену.

— Но вы же еще в отличной форме.

— В хорошей, наверное. Но надо уходить на пике.

— Вы так спокойно к этому относитесь?

— Естественно, болезненно! Переживаю и пытаюсь подготовиться к новому жизненному этапу. И башкирский театр подарил мне колоссальный, бесценный опыт. На Нуреевском фестивале танцую в качестве гостя давно. Впервые получил приглашение десять лет назад. Сейчас задаю себе вопрос: почему театр решил пригласить именно меня? Как почувствовал, что нам по пути?

Фотографии: Олег Меньков/предоставлены пресс-службой Башкирского государственного академического театра оперы и балета