1612: сценарии Смутного времени

Можно ли сегодня положа руку на сердце сказать, что большинство россиян вполне осознают значимость события, в честь которого отмечается День народного единства? Понимаем ли мы, чем грозила России возможная неудача освободительной кампании 1612 года? О том, как могла сложиться судьба нашей страны в случае окончательного захвата интервентами власти в Москве, «Свой» попросил рассказать двух известных российских историков.

Андрей Фурсов, российский историк, социолог, публицист, директор Центра русских исследований Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета

Обычно говорят, что история не терпит сослагательного наклонения. На самом деле у нее это наклонение всегда есть. И только плохие историки его не признают, «не терпят», вольно или невольно определяя тем самым исторический процесс как сверхдетерминированный: тут нет места ни воле субъектов-творцов, ни самым разным случайностям... 

Настоящая история — это всегда несколько альтернатив. И как только одна из них реализуется, другие «сворачиваются». На мой взгляд, историк должен писать свои работы так, будто он не знает результата давно минувших событий. Это очень трудно, поскольку результат слишком хорошо известен. Тем не менее необходимо психологическое отстранение от материала. И в этом плане действительно очень интересно порассуждать: а что было бы, если бы Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский вместе с их ополченцами потерпели поражение, и в Москве оказался бы на троне польский король — либо Владислав, либо Сигизмунд?

Договоренности московских бояр с Владиславом предполагали, что он перейдет в православие, женится на православной царевне или на представительнице русского боярского рода. Но одно дело — написать на бумаге, другое — выполнить написанное. В то же время отец Владислава Сигизмунд не хотел, чтобы его сын становился русским царем, и сам претендовал на престол. 

Как бы там ни было, Россия — слишком большая страна, чтобы ее захомутать Польше, исходно слабой, с постоянно выступавшей против своего короля шляхтой. Скорее всего, полякам удалось бы на первых порах удержать Москву и окрестности. А вот в северо-восточной части Руси, откуда пришли Минин и Пожарский, наверняка возникло бы альтернативное государство со столицей в Нижнем Новгороде. Или в Костроме, или в Ярославле... И тогда, по-видимому, началось бы противостояние двух русских государств. А дальше, что называется, как легла бы карта... 

С одной стороны, Запад всегда был бы готов помочь полякам как католикам в борьбе против наших предков. Однако нужно помнить, что в 1618 году началась Тридцатилетняя война, которая отнимала все силы у Центральной и отчасти Западной Европы. Поэтому едва ли «западное сообщество» пришло бы в случае острой необходимости на выручку своим союзникам- единоверцам. То есть в результате локального противостояния двух русских государств поляков, скорее всего, рано или поздно изгнали бы. Но Россия потеряла бы на этом три, четыре, а то и все пять десятилетий. И в итоге к окончанию XVII века оказалась бы в значительно худшем положении, нежели то, которое сложилось фактически. Ведь что такое конец XVII столетия для России? Это одно из «счастливых тридцатилетий». Таковых в русской истории было всего четыре. Первые тридцать лет XVI века, период, упомянутый выше, эпоха правления Николая I (до Крымской войны) и, наконец, 1955–1985 годы. 

Ясно, что в эти «счастливые тридцатилетия» далеко не все люди были счастливы. Здесь имеется в виду состояние относительного благополучия в государстве: нет войны и мора, массового голода. Россия «накапливала жирок», который потом можно было расходовать в трудные времена масштабных социально-экономических преобразований. К примеру, если бы не было «счастливого тридцатилетия» 1670–1690 годов, Петру Первому неоткуда было бы взять «вещество и энергию» на рывок, который он совершил. (Итоги оказались во многом спорными, однако могли быть гораздо хуже.)

Военно-политический успех поляков в 1612 году вряд ли привел бы к установлению их полного контроля над Россией — что такое Польша в сравнении с нашей огромной страной? Но то, что подобный исход противостояния сильно затормозил бы развитие нашего государства, совершенно очевидно. Поэтому победа Минина и Пожарского — самый оптимальный вариант для хода русской истории. И, пожалуй, наиболее закономерный.

Игорь Фроянов, советский и российский историк, доктор исторических наук, профессор

Активнейшее участие в Смуте внешних сил демонстрирует, что эти процессы развивались отнюдь не стихийно, не случайно, а по ранее разработанному плану. Над ним некогда трудился Генрих Штаден, живший в России в годы правления Ивана Грозного и даже ходивший у него какое-то время в опричниках. В нашу страну он приехал с тем, чтобы здесь что-то подсмотреть, разведать. То бишь выступил в роли иностранного агента. По возвращении в Европу разработал план завоевания России с последующим ее расчленением. В соответствии с ним и развивались у нас события в Смутные времена. Огромный кусок страны отхватила Польша, аналогичным образом действовала Швеция. Интервентам лишь оставалось взять высшую власть в Москве. В случае их успеха последовало бы то, о чем писал Штаден: наша страна была бы завоевана и расчленена на мелкие административно-территориальные образования. И этот план, подготовленный еще в конце XVI века, затем постоянно, на протяжении многих столетий пытались осуществить наши противники.

Все мы знаем, сколь значимую роль сыграли в преодолении Смуты православные иерархи. Однако надо понимать, что состав русского духовенства был тогда далеко не однороден, разные там были люди. И лично я не исключал бы вероятности того, что при определенных обстоятельствах кто-то из архиереев пошел бы на союз с пришлыми захватчиками. Однако это произошло бы вопреки воле земли. Земля встала. За себя. Поэтому попытки некоторых представителей духовенства вступить в соглашения с врагом, случись они в те годы, были бы тщетны и пагубны для них самих. В России произошел национальный подъем, против которого идти чрезвычайно трудно, чтобы не сказать невозможно.

Что же касается интервентов, прежде всего поляков, то они, как всем известно, католики, люди, чуждые православию. На Руси и в XVI веке, и позже католичество воспринималось как схизма, то есть ересь. Русская церковь на союз с католичеством не пошла бы. Одержи поляки победу, захвати они полную власть в Москве, несомненно, приступили бы к искоренению православной веры. О чем, кстати, опять же писал Генрих Штаден: мол, необходимо разрушить монастыри, православные храмы, окатоличить население. 

И такая перспектива при всей кажущейся в наши дни нереалистичности была при некоторых условиях вполне достижима.