Как одесситы Лувр обманули

Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

06.12.2018

В парижском издательстве Actes Sud опубликована книга известного публициста Арри Белле «Знаменитые фальсификаторы». О процветающей индустрии подделок автор рассказал корреспонденту «Культуры».

культура: Если верить бывшему директору знаменитого нью-йоркского Музея Метрополитен Томасу Ховингу, сорок процентов его коллекции — подделки. Похоже на правду?
Белле: У него никогда не было репутации шутника, хотя Ховинг, будучи писателем, любил сочинять красивые истории. Сказал он буквально следующее: «Сорок процентов — либо подделки, либо картины, которые плохо реставрированы, либо неправильно атрибутированы, что в итоге одно и то же». Но цифра, которую он приводит, сомнений не вызывает.

Например, исследовательский проект «Рембрандт» изучил известные работы из его собрания: подлинность 240 полотен была подтверждена, но авторство остальных 162 признали сомнительным. Однако надо учесть, что если сегодня полотна реставрируют аккуратно, то в прошлом их иногда почти полностью переписывали.

культура: Неужели подделки есть во всех музеях мира?
Белле: Практически. Само собой, галереи современного искусства, выставляющие только ныне живущих художников, в меньшей степени подвержены этому бедствию, чем музей минувших эпох. При этом старые коллекции, чью основу составляют королевские собрания, тоже не так сильно страдают: провенанс большинства произведений известен. Если вспомним «Джоконду», то ее Франциск I купил у наследников Леонардо — поэтому у нас есть все основания считать ее подлинной. Что же касается новых музеев — я имею в виду, в частности, Метрополитен, открытый в 1872 году, то там вероятность столкнуться с фальшаками значительно выше. Кроме того, когда подделки, побывавшие в престижных частных коллекциях, относятся к тому же времени, что и оригиналы, выявить их крайне трудно.

культура: Знают ли сами музеи о том, что в их коллекциях — подлинное, а что нет? Скрывают ли они подделки? 
Белле: Когда обман вскрывается, музеи реагируют по-разному. Например, приобретенная Лувром в 1896 году золотая тиара скифского царя Сайтаферна (годом ранее ее изготовил по заказу одесских антикваров одесский ювелир Израиль Рухомовский. — «Культура») после «разоблачения» в течение долгих лет скрывалась в запасниках и оставалась недоступной даже для искусствоведов. В Метрополитен во времена Томаса Ховинга, напротив, подделки давали изучать молодым специалистам, для того чтобы те научились их распознавать. Музеи обычно не скрывают фальшаков, но и, понятное дело, не гордятся ими.

культура: «Неопознанные» подделки по-прежнему украшают музеи?
Белле: Конечно. «Надо отдавать себе отчет в том, — заявил директор Метрополитен на одной из конференций, — что мы можем только говорить о плохих подделках, которые удалось обнаружить. Хорошие по-прежнему висят на стенах». Действительно, зачем их снимать, если они считаются подлинными?

культура: Вы считаете настоящей картину Леонардо да Винчи «Спаситель мира», не так давно проданную на аукционе «Кристис» за рекордные 450 млн долларов? Или работу Караваджо, которую не так давно обнаружили на чердаке дома в Тулузе?
Белле: Не берусь судить о Караваджо, его «родословная» весьма туманна. Но не понимаю, как картина, которая столько времени находилась на чердаке на юге Франции, где очень жарко, так хорошо сохранилась. Могу лишь поздравить кровельщиков этого дома. Они возвели такую крышу, которую не надо было ремонтировать на протяжении столетий. Что касается «Спасителя мира», то его палец, возможно, написал сам Леонардо. На фотографии полотна, сделанной до реставрации, видно, что это единственное место на холсте, которое не пришлось переписывать.

культура: В своей книге Вы приводите известную шутку: Камиль Коро за свою жизнь написал 3000 картин, из которых 5000 находятся в Соединенных Штатах. Кого из живописцев больше всего подделывали?
Белле: Что касается Коро, то это самая низкая оценка. После его смерти в 1875 году американская таможня зарегистрировала ввоз в страну 27 000 его работ... Согласно видному историку Отто Курцу, который занимался изучением подделок, больше всего копировали итальянский примитив Средневековья, голландцев Франса Хальса и Вермеера, испанца Эль Греко, почти всю французскую живопись XIX столетия. Со своей стороны, я бы добавил Ван Гога (правда, в его амстердамском музее очень бдительно следят за этим), а также всех дорогих художников, чьи работы не отслеживают специальные научные комитеты.

культура: Современную картину, даже Пикассо, наверняка легче подделать, чем Тициана или Пуссена.
Белле: С одной стороны, да. Потому что проще достать те же самые материалы, которыми пользовался художник, и тем самым обесценить научную экспертизу. (Хотя опытные имитаторы умеют пользоваться старыми красками и владеют техникой живописи минувших эпох.) С другой — подделку современных художников труднее сбыть с рук, так как работы мастеров XX и XXI веков лучше известны: полные каталоги Пикассо, например, опубликовали еще при его жизни. Мы знаем практически все, что он создал. Произведение, которого там нет, сразу вызывает сомнения.

культура: На недавней выставке Модильяни во Дворце дожей в Генуе едва ли не все работы оказались фальшаками. Разве такое возможно?
Белле: Действительно, после анализа поддельными признаны 20 из 30 картины. Это вина музейных хранителей и кураторов экспозиции. Они оказались некомпетентными.

культура: Вы называете профессию фальсификаторов одной из старейших. Кто был первым в истории?
Белле: Когда искусство оставалось анонимным, не могло быть и речи о подделках. Фальшаки появились, как только стали известны имена авторов, то есть когда картины стали подписывать. А это, как вы понимаете, случилось далеко не вчера.

культура: Однажды на скамью подсудимых попал известный итальянский мастер XVII века Лука Джордано, его обвинили в подделке Альбрехта Дюрера.
Белле: Джордано выиграл процесс. Судьи решили, что нельзя наказывать художника только за то, что он пишет так же хорошо, как Дюрер.

культура: Есть ли «гении» среди фальсификаторов?
Белле: С моей точки зрения, это те, кто так и остался неразоблаченным. Из известных назвал бы Эрика Хебборна (английский художник, автор «Настольной книги фальсификатора». — «Культура»). Все знали, что он промышляет подделками, но ничего не могли доказать. Поэтому его так и не осудили.

культура: Почему несостоявшийся художник-имитатор, который обвел вокруг пальца специалистов и знатоков, часто выглядит «героем» в глазах публики?
Белле: Потому что выставляет в дураках всезнаек-экспертов — людям это нравится. Радует и то, что он издевается над арт-рынком, над богатыми коллекционерами-буржуа. К тому же жулики часто кажутся симпатичными людьми, наделенными невероятным воображением. В них есть что-то романтическое, как в Арсене Люпене (обаятельный «джентльмен-грабитель», герой популярных романов французского писателя Мориса Леблана. — «Культура»).

культура: Какие подделки в истории искусств самые знаменитые и самые дорогие?
Белле: Самые знаменитые — не обязательно самые дорогие. За луврскую тиару в свое время заплатили 200 тысяч франков, что сегодня равно примерно 550 тысячам евро. Это мало по сравнению с поддельным Марком Ротко, которого купил предприниматель, глава «Сотбис» Доменико Де Соле у нью-йоркской галереи Knoedler.

культура: Насколько я понимаю, обнаруженные фальшаки не более чем видимая часть айсберга?
Белле: Это действительно так, если учесть, что немецкого художника-фальсификатора Вольфганга Бельтракки приговорили к тюремному сроку всего за четырнадцать картин, тогда как он занимался своим ремеслом больше трех десятилетий.

Кроме того, каждый год на арт-арену выходят новые мошенники. (Тюремные сроки получила супружеская пара из Финляндии). Они как крысы. Когда ты видишь одну, то знаешь, что в дыре прячутся другие. Новым музеям, которые появляются по всему миру, нужны картины, а художники и маршаны не в состоянии удовлетворить растущий спрос. Поэтому нет никаких оснований полагать, что этот бизнес прекратится.

культура: Значит, арт-рынок с его фальшаками взял верх над искусством?
Белле: Сложно сказать. С одной стороны, это триумф искусства. Кто же станет подделывать то, что не имеет ценности? С другой — поражение всей культуры.