Астрид в юрте ждут рассказы

Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

14.06.2017

Известная писательница Астрид Вендландт, автор книг «На краю света. Невероятные приключения французской журналистки» и «Урал в сердце. От степей до сибирской тайги», начала работу над документальным сериалом «Урал, mon amour». Впервые она приехала в Россию студенткой более двадцати лет назад и с тех пор нередкий гость в нашей стране. Через несколько дней Астрид вновь отправится в Александровку, уральскую деревушку, где намерена прожить в юрте все лето. Несмотря на хлопоты, перед отъездом она нашла время пообщаться с корреспондентом «Культуры».

 культура: Что побудило Вас взяться за проект «Урал, mon amour»? 
Вендландт: Я хочу показать уникальный край глазами француженки, восхищающейся живущими там людьми, природой, несметными богатствами и легендами. Это не академический труд, а веселый и радостный рассказ о моем Урале, далеком и вместе с тем близком. На сей раз мы с моим соавтором Еленой Олещенко выбрали южную часть — от Челябинска до Екатеринбурга. Побываем в самой глубинке. Пока отсняли три фильма, а всего собираемся сделать десять или пятнадцать, по 35 минут каждый.

культура: На чем основана Ваша вера в особую уральскую цивилизацию? 
Вендландт: Урал — хребет России, столп для двуглавого орла, который одновременно смотрит и в Европу, и в Азию. Поскольку здесь соединяются две части света, местных жителей отличает исключительная самобытность. Они не питают энтузиазма по отношению к Западу. По моим наблюдениям, уральцы вообще не много путешествуют — может, потому что и так находятся в центре мира. Им все видно. 

культура: «Я заболела болезнью, от которой невозможно вылечиться, — пишете Вы в одной из своих книг, — я влюбилась в Россию». Какими ветрами Вас занесло в наши края?
Вендландт: Мне всегда хотелось рассказывать людям, как живут другие. Во многом поэтому с детства мечтала стать журналистом. В Россию приехала в 1995 году изучать язык по программе для иностранных студентов. Вначале оказалась в Нижнем Новгороде, затем в Петербурге, Челябинске и Москве. Останавливалась в семьях. Наташа, у которой я жила в Нижнем, стала моей русской мамой, а ее дочь Маша — сестрой. Пробыв в вашей стране полгода, решила остаться. Работала фрилансером для французских и канадских СМИ. Мой «бизнес» был не слишком удачным, так как телефонные разговоры с редакторами съедали все гонорары. Тогда постучалась в двери издания The Moscow Times, где провела два года. В России мне удалось добиться всего, о чем мечтала: стать журналистом, писателем, мамой, найти любимого человека. Всегда чувствовала себя абсолютно свободной. 

культура: Однако затем все-таки решили вернуться в Европу.
Вендландт: Нет, отправилась на учебу в Гарвардскую бизнес-школу в Бостоне, а после устроилась в газету Financial Times, но связи с вашей страной не потеряла. 

культура: Наверное, в России Вам помогало то, что Вы очень похожи на русскую. У Вас нет славянских корней? 
Вендландт: Моя фамилия означает «земля вендов». Они были предками древних славян, которые мигрировали в первом тысячелетии на север Европы (о вендах упоминали античные историки — Геродот, Плиний Старший, Тацит. — «Культура»). Часто задаюсь вопросом: не потому ли Россия приносит мне удачу, что кто-то из предков меня оберегает? Каждый человек несет в себе прошлое своего рода. Это, конечно, романтический подход к истории. Кстати, ношу перстень с изображением короны, башни и маленькой улитки. Девиз нашей семьи — «Медленно, но верно мы достигаем цели». 

культура: Вы называете Россию — после Франции и Канады — третьей родиной. Что Вас с ней связывает?
Вендландт: Это нечто инстинктивное, необъяснимое. В России, как я уже отмечала, у меня все получается, наверное, потому стремлюсь проводить там как можно больше времени. Знаю, в вашей стране я всегда желанный гость. 

культура: Что Вы имеете в виду, говоря о своей «русской душе»?
Вендландт: На этот вопрос есть несколько ответов. Сильные стороны русских проявляются в трудные моменты, в беде. У них я научилась хладнокровию. Вас отличает стремительная смена чувств и настроений. Вот и я в считанные секунды перехожу от смеха к слезам.

Терпеть не могу равнодушия. Мои друзья могут рассчитывать на меня в любой час дня и ночи. Русские точно такие. Они готовы отдать последнее. Французы не слишком щедры. Даже гостей у нас принято встречать довольно скромно. В России, наоборот, на стол выставляют самое лучшее. 

Ценю русскую галантность, даже парижане не настолько внимательны. Вместе с тем вашим мужчинам присущ и мачизм...  Когда возвращаюсь в Париж, вижу, что французы зациклены на своем «я», считают себя пупом земли. Никто не хочет жертвовать комфортом. Русские более открыты, хотя и у вас с недавних пор попадаются те, кто озабочен лишь собой. Это неправильно. Как говорил Алексис де Токвиль, мысли исключительно о самом себе грозят «заточить человека в уединенной камере собственного сердца».  

культура: Обычно русских характеризуют цитатой: «Умом Россию...»
Вендландт: «...не понять». Федор Тютчев прав, Россию можно постичь только сердцем. Она — неведомая планета, которая притягивает, потому что загадочна, недоступна и непроницаема. Наряду с Индией, в вашей стране остается нечто мистическое и сакральное.

культура: Насколько я понимаю, Ваш нынешний спутник — русский. У вас есть дочь, но вы не связаны узами брака? 
Вендландт: Да, живем во грехе (смеется). Нашу пятилетнюю уралочку зовут Милла. Она считает себя в равной степени русской и француженкой. Замечательно говорит на обоих языках. 

культура: Многие французы увлекаются Россией благодаря литературе. Вы с ней знакомы?
Вендландт: Разумеется — читала Достоевского, Гоголя, Маяковского, Пастернака, Булгакова, а также современных писателей. Знаю и театр, и музыку. Одна из моих лучших подруг и крестная мать Миллы — прапраправнучка Тютчева Татьяна Пигарева, — работает в Институте Сервантеса в Москве.  

культура: Когда мы договаривались по телефону о встрече, Вы назвали себя «сумасшедшей». В чем это проявляется? 
Вендландт: В том, что почти ничего не боюсь. Мне все равно, что обо мне скажут. Путешествую в экстремальных условиях. Живу в чуме или юрте. На Крайнем Севере, на Ямале, где нет дорог, перемещаюсь на вертолете или попутных поездах. Иногда машинисты надо мной смеются: «У тебя акцент. Ты кто? Шпионка?» Такой надежный и бесплатный способ передвижения.

культура: Вы объездили немалую часть России, жили в тундре с ненцами и пришли к выводу: «Если рай существует, то он на Севере». Как Вам удалось его обнаружить? 
Вендландт: Тундра — непостижимое место. Открывается лишь тем, кто в нее поверит. Если бояться, она вас поглотит. Ненцы — значит «настоящие люди». Они меня многому научили — терпению, смирению перед природой и расстояниям. У них «рядом» — когда надо пройти километров двадцать. Там же я поняла, что в общении важно молчание. Если вы с порога объявите: «Привет, я журналистка из Парижа, ответьте на мои вопросы», вас выставят за дверь через четверть часа. Надо пить чай и ждать. С вами начнут говорить, когда «обнюхают». Только инстинкт способен подсказать, добрая ли у вас душа, хороший ли вы человек. 

культура: В тундре Вы встречались с шаманами?
Вендландт: Да, к сожалению, настоящих осталось немного. Раньше их устные традиции передавались из поколения в поколение. Сегодня шаманы часто не знают, как пользоваться своими способностями. Для ненцев Земля — живой организм, который нельзя ранить. У них вертикальное представление о мире: все хорошее идет сверху, а плохое — снизу. Они не так уж далеки от нас, как кажется. 

культура: Насколько я понимаю, Вы сами склонны к мистицизму. Наделены даром предвидения? 
Вендландт: Все мы немного шаманы. Но наше общество не помогает развитию таких способностей. Хотя в журналистике у меня есть определенный нюх. Возможно, именно поэтому люди мне всегда доверяют. 

культура: Последние несколько лет Вы работали в агентстве Reuters, занимались модой. Почему покинули мир гламура? Зов тундры? Охота к перемене мест?
Вендландт: Ушла, чтобы написать книгу о лучших в мире моды, о людях, создавших такие знаменитые марки, как Louis Vuitton, Cartier, Hermes. Кроме того, по-прежнему сотрудничаю с газетой The New York Times. Рассказываю о новых трендах — например, о возвращении в обиход дамских шляп. В начале прошлого столетия без них не выходили на улицу. Лавок модисток-шляпниц было больше, чем сегодня булочных. Наконец, обязательно возьмусь за роман, который на английском будет называться Why women prefer bad boys — «Почему женщины предпочитают плохих парней». На мой взгляд, это происходит оттого, что мы боимся скуки, ищем неординарных личностей, готовы ими увлечься. 

культура: Скоро Вы снова отправляетесь в ежегодное «паломничество» в Александровку. Чем она Вас притягивает? 
Вендландт: Александровка находится на Южном Урале, на границе Башкирии и Челябинской области, неподалеку от священной горы Иремель. На ее вершину может подняться только тот, кто стремится к светлой цели или к самопознанию. Представьте долину длиной три-четыре километра в окружении гор, через которую течет красивая река Юрюзань. Поблизости лишь несколько десятков домов: удивительное место, где живут удивительные люди. Там я отключаюсь от каждодневной суеты и всего поверхностного. Нет ни электричества, ни водопровода, ни интернета. Чтобы воспользоваться мобильным, нужно забраться на крышу. Впервые приехала в Александровку семь лет назад. На этот раз поставлю юрту, купленную за три тысячи евро. Еду с дочкой, позже к нам присоединится и ее отец. Мир делается все хуже, и, если станет совсем плохо, у меня по крайней мере есть куда убежать.