Юджин Чаплин: «Отец бывал трогательным только в кадре»

Андрей КАЛАШНИКОВ

09.11.2016

Сейчас ему 63, он высок, строен, сед — и совсем не похож на отца. Пятый ребенок Чарли Чаплина и Уны О’Нил родился в 53-м в Лозанне, семья жила тогда в Швейцарии. Юджин окончил лондонскую Королевскую академию драматического искусства с профессией ассистента режиссера, работал в «Ковент-Гарден» и Женевской опере. Потом были звукорежиссура, продюсирование музыкальных спектаклей... 

В Москву Юджин приехал как член жюри циркового конкурса, он является в том числе и креативным директором цирковых фестивалей, проводит собственный ежегодный фест в Канаде. Вот почему именно цирк стал отправной точкой нашего разговора.

Чаплин: Это близко к тому, чем занимался отец. Кино начиналось с трюков, и он умел жонглировать, делал акробатические номера, моя нынешняя любовь к цирку от него. По мне, так это единственная семейная форма искусства. Идя в цирк, вы всегда берете детей — посмотреть акробатов, животных...

культура: ...и клоунов. Чарли, кажется, немало взял из клоунады.
Чаплин: Хороший клоун — всегда мастер пантомимы, а отец ее показывал гениально, все время придумывал новые шутки, скетчи. Ведь сделать репризу легко, заставить же сопереживать тебе — совсем другое. Клоун и должен быть немного сентиментальным, трогательным...

культура: Отец был трогателен?
Чаплин: До той поры, пока находился в кадре. Дома он был очень строг. Ему через многое пришлось пройти, и он, например, просто ненавидел, когда мы пренебрегали учебой, считал, мы должны быть счастливы, что можем получить нормальное образование. Я терпеть не мог школу, отлынивал от уроков, и отец все время срывался. «Я бы понял твои двойки, если б ты был тупой, — возмущался он. — Но ведь ты просто не стараешься». Он полагал, если что-то делаешь, то должен отдаваться полностью — проводишь ли ты операцию на мозге или метешь улицы. 

культура: Как была организована жизнь Вашей семьи?
Чаплин: Все подчинялось строгому расписанию, начиная с того, что Чарли (так Юджин называет отца. — «Культура») выходил утром в пиджаке и в галстуке и так завтракал с нашей мамой, своей женой Уной, без нас. Мы шли в школу, он садился работать над автобиографией, писал сценарии. Потом был ленч, и с пяти часов, когда мы приходили из школы, он оставался с нами. В шесть мы всей семьей ужинали и, помню, перед отцом всегда стоял стаканчик виски или крепкого перно.

культура: Вы его видели на площадке? 
Чаплин: Да, на «Графине из Гонконга». В работе отец был таким же тираном, как и дома. Абсолютный перфекционист, знал все роли — женские, мужские, детские — и не допускал на площадке импровизаций. Помню, как он мучил тогда юного Марлона Брандо, заставляя повторять дубль за дублем. Когда же ему нравилось то, что он видел, говорил: «гениально». Отец был человеком амбициозным и резким, но, если надо, «включал» знаменитое обаяние Чарли.

культура: А где Вы отдыхали? 
Чаплин: О, вот это незабываемо! Когда мы выезжали в Ирландию, всегда останавливались в семейном отеле в Уотервилле, и мы с папой целыми днями рыбачили. Там много маленьких озер, мы брали лодку, отправлялись к островам и сидели там с удочками. Ловили форель, семгу, их тут же жарили и ели... 

культура: Почему Вы сами не стали актером, как Ваши братья и сестры? 
Чаплин: Артистов и без меня полно. Когда-то в младшей школе я участвовал в одной постановке. Мне это совершенно не понравилось — быть тем, кем ты не являешься. Вот организовывать процесс, делать так, чтоб он шел, как надо... 

культура: Как отец делал...   
Чаплин: Но отец и управлял, и сам играл, а мне нужно что-то конкретное, чтоб своими руками. У меня в дипломе написано — менеджер сцены. После лондонской академии я работал по специальности в Женевской опере, занимался светом и звуком. Первой постановкой стали «Троянцы» Берлиоза, затем с Джорджем Баланчиным мы создавали балет «Ромео и Джульетта», когда он отказался от декораций и оставил из оформления лишь игру света и визуальные эффекты.

культура: Отчего Вы ушли на знаменитую студию Mountain в Монтрё, бросили сцену ради комнатки с аппаратурой?
Чаплин: Захотелось большей определенности, не «немножко света, немножко звука», а чего-то по-настоящему важного. Mountain тогда была технически передовой, через нас прошли десятки артистов, разных, в том числе и самых известных. Я работал там почти десять лет, помню знаменитые джазовые фестивали, мы ставили звук на концертах Эллы Фитцджеральд, Диззи Гиллеспи, Каунта Бэйси, выпускали потом диски с их живыми концертами...

культура: Первыми клиентами студии стали Rolling Stones...
Чаплин: На альбом «Black and Blue» у нас ушло месяцев шесть. Аппаратура тогда была не цифровой, а аналоговой, приходилось делать метки, что, скажем, между первой и третьей минутами записи ты должен вставить на трек 1 гитарное соло с трека 3, а потом добавить что-то с трека 5. Писали на бобину, и если требовалось что-то убрать, приходилось работать ножницами... С тех пор, кто мне что ни говори, я знаю: Кит Ричардс — лучший в мире соло-гитарист, а Чарли Уоттс — блестящий, джазового уровня ударник. 

культура: Позднее Вы «работали ножницами» и по Фредди Меркьюри, и по Дэвиду Боуи...
Чаплин: Когда я был инженером по звуку на альбоме «A Kind Of Magic», то по предложению Фредди «врезал» гитару Мэя после припева в одноименной песне, там заканчивается голос и такой вираж на соло идет, помните? С Фредди в перерывах записи мы выходили покурить, обсуждали оперные новости, он очень любил оперу, из нее и выросли его «Барселона», «Богемская рапсодия». До последнего дня мы общались с Дэвидом Боуи, сдружившись с той поры, когда он принес в студию песни к диску «Heroes» и привел Брайана Ино. Помню, тот садился за стекло с гитарой и играл так, что было видно: его пальцы не знают, что о них думает голова...

культура: А не электроника!
Чаплин: Электроника — это круто. Но с ее приходом непредсказуемости, непосредственности лично мне стало в музыке не хватать. Как в сегодняшнем кино мне недостает той вдохновенной импровизации, за которую я люблю ранние фильмы Чаплина. Качество записи — да, но чувства важнее. 

культура: И Вы занялись музыкой отца.
Чаплин: Вы про «Улыбку», наш с отцом мюзикл? Мне захотелось к 25-летию его смерти сделать такую вещь — с помощью музыки Чарли рассказать о его жизни. Это была непростая задача для аранжировщиков — соединить вальсы и танго в одну ткань: отец не знал нот, его мелодии рождались спонтанно, соединялись в длинные пьесы, где нет традиционных анданте, коды и прочего. Но мы справились, и «Улыбка» была сыграна в амстердамском RAI: на сцену выходил маленький Чарли и запевал о бедном мальчике из Лондона... 

культура: В этом году Вам наконец удалось закончить работу по созданию музея Чаплина в Вашем доме в Веве. 
Чаплин: Этот проект занял 11 лет. Папа там у нас вышел сердцеедом, любителем природы, рыбаком, одержимым фондю и перно. Парижский музей Гревен передал много восковых фигур отца, мы их одели в его костюмы из фильмов. Правда, палочку и шляпу Чарли — те самые! — решили все же спрятать под стекло. При музее открыты кинотеатр, ресторан «Бродяга». В саду следующим летом разобьем шатер, и я там смогу проводить свои фестивали клоунов.

культура: Чем сегодня заняты Ваши братья и сестры?
Чаплин: Ну, известнее всех, конечно, Джеральдин, пара французских фильмов в активе у Жозефины. Вики увлечена цирком, она режиссер представлений, а ее сын — цирковой артист, сыграл клоуна в фильме «Шоколад». Джейн продюсирует кино, ее первым фильмом, еще в 70-х, был «Супермен» с Кристофером Ривом. Почти все мы в шоу-бизнесе, человеку с фамилией Чаплин трудно заниматься чем-то еще. От отца у нас хорошая генетика, и если ей правильно распорядиться, можно далеко пойти.  

культура: А мог бы Ваш отец найти себе место в современном шоу-бизнесе или кино?
Чаплин: Даже не знаю. Слишком уж много сегодня вокруг спецэффектов, компьютерных примочек, иные фильмы просто похожи на набор электронных фокусов. Хотя отец сумел бы найти применение своему таланту делать смешное из страшного. Комедия может рассказать, как глуп этот мир.