Светлана НАБОРЩИКОВА

22.01.2015

В популярный исторический обзор 1962 года («то, без чего нас невозможно представить, а еще труднее — понять») упоминание о спектакле «Двое на качелях» не вошло, а зря. Режиссерский дебют Галины Волчек в «Современнике» стал не только событием театрального сезона, но и как в капле воды отразил главное достижение эпохи. Назовем его торжеством частной жизни.

В молодой «Современник» стояли очереди. Люди хотели услышать, как нью-йоркские влюбленные из пьесы Уильяма Гибсона два часа сорок минут говорят о своих чувствах. При этом героиня Татьяны Лавровой, в отличие от профессионально успешного друга-адвоката, умела только любить, и уже одним этим была чрезвычайно интересна.

«Двое на качелях» продержались в репертуаре «Современника» свыше сорока лет при неизменных аншлагах. Вслед за Лавровой в спектакль вводились Лилия Толмачева и Елена Яковлева. Спустя 53 года Волчек, возобновляя постановку, отдала роль Чулпан Хаматовой, и уже сейчас понятно, что маленькая танцовщица Гитель Моска войдет в список лучших ее ролей.

Героиня Хаматовой — женщина-вихрь, женщина-праздник. В профессии она, может быть, и не состоялась (даром, что платила по семь пятьдесят за уроки «у самого Хосе»), но из обыденности может сотворить настоящий балет. Простые бытовые движения вроде включения конфорки или надевания жакета превращаются у нее в стильные па, а если рядом объявляется партнер в лице неприкаянного Джерри (Кирилл Сафонов), то следует дуэт со всей полагающейся драматургией — встреча, кульминация, прощание. 

Пластический рисунок спектакля продуман до мелочей (двигайтесь, двигайтесь, чтобы никто не успел заскучать), и это мудрое решение проблемы зрительского внимания. Потому как пьеса Гибсона длинна и многословна, декорации не меняются, технологические «фишки» отсутствуют, персонажей всего двое. Впрочем, нет, трое. Есть еще метафорический (уличный шум и уходящие ввысь металлические конструкции) Нью-Йорк, который всех принимает и ко всем равнодушен. «Кричи, не кричи, все равно никто не придет», — жалуется Гитель Джерри, прибывшему из более человечной Омахи, штат Небраска. В мегаполисе без поддержки не проживешь, и герои изо всех сил стараются друг друга поддержать.

Когда Джерри произносит: «После слова «любить» сладчайшее слово на свете... «помогать», ему веришь. Такой поможет. Всегда. Но никогда не поймет — потому что мужчина и женщина суть антагонисты, их взаимная тяга основана на фатальном непонимании. Об этом и острые, на грани фола, диалоги («Ты доведешь меня до того, что и я запью! Было это или нет? — Ну, он, может, и переспал со мной, но я с ним — нет... Я же тебе говорю — я надралась!»), и декорации Павла Каплевича, расположившего рядком уютное женское гнездышко и неприбранное мужское логово. 

Герои ходят друг к другу в гости, примеряют к себе чужое жилье, но толку от этого никакого. Как бы ни разбрасывал Джерри рубашки в квартирке Гитель, как бы ни декорировала она его убогую кушетку, ясно: каждый останется при своем. Единственный выход — принять и простить такого непонятного, но такого родного человека. И вот здесь-то оказывается, что «принять и простить» — чисто женская привилегия.

Он со мной, но думает о другой? Если ему так лучше, пусть. 

Я загибаюсь от боли, а он все нудит о некоем Джюке, с которым я якобы ему изменила? Ну и Бог с ним, потерплю, главное — его не расстраивать. 

Он возвращается к ней, хотя говорит, что не может без меня? На это я скажу только одно: «Сколько бы ты ни прожил на земле, я хочу, чтобы ты помнил: последнее, что ты услышал от меня, — это что я люблю тебя!» 

В том, что на великую всепрощающую любовь способны только женщины, Галина Волчек была уверена в 1962-м. Не изменила себе и в 2015-м. Правда, играть этот спектакль сегодня, когда частная жизнь уже не вымышленных, а вполне реальных персонажей вовсю тиражируется и раскупается, — задача сложная. Градус зрительского доверия не тот. Тем не менее у «Современника» есть реальный шанс его повысить. Создатели нового старого спектакля вернули приватной истории первозданную свежесть, а это дорогого стоит.