Полина Агуреева: «Встречаю роботов повсеместно»

Анна ЧУЖКОВА

21.05.2014

«Фоменки» представили очередную премьеру — авангардных «Гигантов горы» по пьесе Пиранделло. Немного цирка, фарс, трагедия... И все это — в истории о чудаках, застрявших между реальностью и сказкой. Евгений Каменькович, как всегда, обратился к непростому тексту. А на этот раз — еще и недописанному.

Точку в последней пьесе Пиранделло поставила смерть автора. И хотя драматург успел пересказать концовку сыну, воплотить и без того схематичный сюжет по синопсису — задача не из легких. 

Разорившаяся актерская труппа графини Илсе (Полина Агуреева) странствует по миру, разыгрывая никому не понятную эксцентричную «Сказку о подмененном сыне». Ее автор — поэт, некогда влюбленный в графиню и покончивший с собой. Однажды актеры попадают на виллу «Отчаяние» — в пристанище отшельников, где верховодит маг Котроне (Федор Малышев). Он умеет оживлять сны и маски и предпочитает жить в мире собственной фантазии, подальше от обывателей. Для Котроне волшебная вилла — идеальная сцена, чтобы разыграть «Сказку о подмененном сыне». Но Илсе хочет нести пьесу людям — гигантам горы...

На сцене создали мир, фантастический, как обостренное восприятие умирающего, который и сам находится на полпути между реальностью и небытием. Острая форма, предельно четкая партитура при не вполне доступном сюжете. О том, как здесь отважились на такой эксперимент, «Культура» поговорила с исполнительницей главной роли и сорежиссером — Полиной Агуреевой.

культура: «Мы вынуждены ставить комедии этого Пиранделло, которого понять — нужно пуд соли съесть и который, словно нарочно, делает все, чтобы и актеры, и критики, и зритель плевались». Это реплика из пьесы «Шесть персонажей в поисках автора».
Агуреева: В ней есть доля истины. Очень сложный автор. Но он не перестает быть интересным. Не могу сказать, что Пиранделло — мой любимый драматург. Но тема взаимоотношения жизни и творчества, реальности и иллюзии, мне очень интересна. Пьеса символистская, она не поддается простому психологическому разбору. Здесь почти нет живых людей. В «Гигантах горы» персонажи скорее знаки, символы, пазлы, необходимые для выражения идеи автора. 

культура: Где-то прочитала, что это называется «пьеса идей».
Агуреева: Да. Ее сложно сделать живой. Но интересно искать язык  образов, адекватный сегодняшнему дню . 

культура: Не боялись впасть в анахронизм?
Агуреева: Нет, потому что вечные темы не могут не быть современными. Мне очень не нравится тенденция нарочитой актуализации в искусстве. Для меня «Братья Карамазовы» Достоевского гораздо глубже и страшнее, чем спектакль Богомолова. Хочется, чтобы язык был современным, и не обязательно держаться тренда, поддакивать сегодняшнему дню. 

культура: Мне показалось, что форма, выбранная Вами, напоминает модернизм начала века. 
Агуреева: Вы имеете в виду Мейерхольда? Конечно, там очень многое от него, и от комедии del arte, и от Пикассо. Но только это скорее игра в Мейерхольда и комедию del arte.

культура: Зритель, пожалуй, больше привык видеть Вас в психологических постановках, чем формалистических.
Агуреева: Мне нравится острая форма. Эксперименты с формой были и в «Июле», и в «Пяти вечерах».

 культура: Ваша героиня считает, что искусство непременно нужно нести в мир. Маг Котроне, наоборот, уверен, что творить нужно, запершись в башне из слоновой кости. А Вы на чьей стороне?
Агуреева: Мне кажется, что в этой пьесе нет правых. Есть два мира, но оба они в каком-то смысле ущербны. Истина посередине. А вообще творческий человек всегда существует в антиномии: хочется делать то, что ты глубоко прочувствовал, что ценно для твоего внутреннего мира, но при этом быть понятым и услышанным. Это сложно. 

культура: Как узнаете, что Вас поняли?
Агуреева: Например, по критическим статьям. К сожалению, давно таких не было. А еще есть близкие люди, которым доверяю. Но и дыхание зала, конечно, существует. Хотя с «Гигантами горы» сложно. Чувствуется — зрители в оцепенении. Спектакль заставляет трудиться, и мне это нравится.

культура: «Гиганты горы» Стрелера повлияли на Вас?
Агуреева: Нет. Честно говоря, мне не очень понравился этот спектакль.

культура: То, что Вы стали сорежиссером, новый опыт?
Агуреева: В «Пяти вечерах» мы с Рыжаковым тоже пытались вместе что-то искать.

культура: Почему вилла «Отчаяние», где встречаются герои, так называется?
Агуреева: Туда приходят люди, которые потеряли надежду, которые находятся на грани между жизнью и смертью.

культура: Получается, творить можно только в безнадеге?
Агуреева: Просто в момент отчаяния в человеке открывается такое, о чем он сам не подозревал. 

культура: Поэт из пьесы, который написал «Сказку о подмененном сыне», ассоциируется с Фоменко. Он завел машину под названием «Мастерская...» и ушел, а она все едет и едет...
Агуреева: Да, мы много об этом говорили во время репетиций. 

культура: Ощущалось присутствие мастера?
Агуреева: Не склонна к таким мистическим заявлениям. Честно говоря, терпеть их не могу. Дело в том, что никогда не чувствовала его отсутствия внутри самой себя. Всегда есть напряженный внутренний диалог. 

культура: Что ждет «Мастерскую...»?
Агуреева: Думаю, надо идти, пробовать и ошибаться. Каким бы сложным и неоднозначным ни получился наш спектакль, за него не стыдно. Мы не шли проторенной дорожкой. Мне кажется, если существует какой-нибудь путь спасения, то это возрождение простых и вечных тем. Таких, как у Пиранделло, — о смысле искусства.

культура: О чем будете ставить спектакль по Блоку? 
Агуреева: Для меня Блок — поэт, который оглох от шума жизни. Он так пристально его слушал, что в конце концов потерял эту способность. Просто перестал писать стихи. Если слушать время сегодня, тоже можно оглохнуть. А еще Блок — это свобода. Поэтому в его стихах так много ветра. 

культура: А что для Вас свобода? Сложно представить ее без рамок.
Агуреева: Пастернак красиво говорил: свобода — это средневековый ад. Она требует дисциплины и противостояния. 

культура: Вы себя чувствуете свободным человеком?
Агуреева: Нет. Но к этому стремлюсь.

культура: Вы замышляете спектакль по сказкам Шахерезады.
Агуреева: Это одна из самых эротических книг, написанных до появления слова «эротика». Меня привлекает прекрасное, архаичное представление об эротике. 

культура: Хотели бы выступить в роли режиссера?
Агуреева: У меня нет режиссерских амбиций, но есть несколько идей. Сказки, Блок, «Душечка», Ницше. 

культура: Что для Вас пошлость?
Агуреева: Фальшь. И примитивность. 

культура: Никогда не могла понять, почему Чехов пишет: розовое платье с зеленым поясом — пошло. 
Агуреева: Наверное, изменилось представление о сочетании цветов. Кстати следовать моде — тоже пошло. Все равно что жить по не тобой созданным лекалам.

культура: Вы согласны с утверждением: плохой актер — набор штампов, хороший актер — большой набор штампов? 
Агуреева: Нет. Мне нравится, что в великих актерах есть то, что невозможно объяснить. Помимо техники есть нечто неуловимое. Миронов, например, играл Фигаро легко, искрометно, а его человеческий тон был трагический. И от этого сочетания возникал невероятный объем роли.

культура: Умозрительный разговор у нас получается.
Агуреева: Рассказывать, во сколько лет я поступила в театральный вуз — абсолютно неинтересно. Живу этими темами, для меня они не умозрительные. О том же самом разговариваю с мужем и сыном.

культура: И как девятилетний Петя воспринимает?
Агуреева: Надеюсь, эти вопросы его мучают. Разве может идея о внутренней свободе быть умозрительной? Это страшно. Тогда ты робот. 

культура: Встречали роботов?
Агуреева: Очень часто. Повсеместно!

культура: Не сродни ли они гигантам горы? 
Агуреева: Да, это люди, которые не берут на себя труд задаться главными вопросами в жизни. Обыватели.