Вам стенограмма

Виктория ПЕШКОВА

10.10.2019

Публика в погоне за горячими новинками нередко выпускает из поля зрения книги, которые раскрутке не подлежат, да по большому счету в ней и не нуждаются. Сборник стенограмм репетиций Андрея Гончарова был выпущен к столетию мастера, но приступать к такого рода чтению лучше, когда гул юбилейных торжеств стихнет.


Гончаров репетирует. Под редакцией Натальи Старосельской
М.: Московский академический театр им. Вл. Маяковского, 2018

Толстые книги — а в этом томе под обложкой фирменно-маяковского кумачового цвета почти полтысячи страниц — сегодня как-то не особо в чести. И если в увесистый том не впечатан очередной опус модного автора или биография знаменитости, щедро уснащенная пикантными подробностями, претендовать на внимание публики весьма и весьма затруднительно. А здесь случай, похоже, и вовсе безнадежный — записи, сделанные на репетициях постановок, которые уже давно принадлежат театральной истории. Пьесы, положенные в их основу, ставятся и сегодня, но к абсолютной классике пока не причислены. Возможностью заглянуть в святая святых, лабораторию творческого поиска выдающегося режиссера, нынешнее поколение его собратьев по цеху, молодое и горячее, воспользоваться, скорее всего, не поспешит. Поскольку пребывает в уверенности: настоящий — актуальный — театр начинается именно с них, а все, что было до этого момента, достойно лишь фотографий в припыленной музейной витрине. Получается, сборнику уготована судьба раритетного издания, «преданья старины глубокой», способного вызвать трепет только у неутомимых архивариусов отечественного театроведения? Отнюдь.

Все, кому посчастливилось работать с Андреем Александровичем Гончаровым, сходятся в одном: каждая его репетиция сама была спектаклем. Со своим сюжетом, фабулой и прочими неотменными атрибутами. Не обязательно читать эту книгу от корки до корки. Можно с любого места, в любом порядке и направлении, даже пропуская страницы. Маршрут по этому лабиринту читатель вправе выбирать сам, на свой страх и риск, что, наверное, в первую очередь оценят поклонники современного постпостмодернистского текста. Парадокс, вряд ли поддающийся рациональному объяснению. В общем, готовый к необычному опыту человек получит редкое удовольствие. Но это только верхушка айсберга.

На страницах можно отыскать ответы на множество бытийных вопросов. Три спектакля, репетиционные стенограммы которых включены в сборник, — «Театр времен Нерона и Сенеки» Эдварда Радзинского, «Закат» Исаака Бабеля и «Виктория?..» английского драматурга Теренса Рэттигана (в оригинале пьеса называлась «Виктория, или Завещание лорда Нельсона»). Даты постановок: 1985-й, 1988-й и 1991-й соответственно — конец «прекрасной эпохи»… Пьесу Радзинского Гончаров ставит как драму неотвратимости расплаты за ложь, превратившуюся в образ жизни. В истории Менделя Крика угадывает трагедию шекспировского Лира. А великая любовь леди Гамильтон и адмирала Нельсона для него «капкан тщеславия», западня, в которую хотя бы раз угодил каждый из сидящих в зрительном зале.

Начиная репетиции «Виктории», Андрей Александрович произносит: «У меня вообще такое ощущение, что вроде пустили в запретную часть театрального искусства, и все накинулись на эту возможность привести людей в сортир жизни. До сих пор этот участок как-то миновали, но решили, что это ханжество, и русский театр в этом отношении особенно ханжит, и поэтому вывалили всех подонков и все страсти господни и аномалии человеческой безнравственности в зрительный зал. И с удовольствием ковыряются в этом дерьме». Трудно поверить, что сказано это почти три десятка лет тому назад, когда нынешние ниспровергатели, мнящие себя первооткрывателями, еще пешком под стол ходили.

Гончаров не первым сравнил театр с храмом, но для него в этой аналогии важнее всего была искренность и доверительность отношений, возникающих между теми, кто на сцене, и теми, кто в зале. Показать человека «крупным планом», не прибегая к ухищрениям, заимствованным из кино и телевидения, — вот задача, которую снова и снова ставил перед собой режиссер. Откровенность в его понимании могла быть только взаимной, существующей в режиме от сердца к сердцу: «А если эта исповедь оглашена на каждом углу, не имеет смысла этим заниматься». В мире, функционирующем по регламенту соцсетей и интернет-порталов, подобное свойство театра обретает ни с чем не сравнимую ценность. «Для меня каждый зритель — это человек, пришедший в зрительный зал во имя поиска». Он надеется отыскать то, что никакое другое искусство дать ему не в состоянии. Так, может быть, главное предназначение книги в том, чтобы мы с вами не разлюбили театр, не утратили доверия к нему?


Фото на анонсе: Людмила Пахомова/Фотохроника ТАСС