Виталий Егоров: «Мы с Машковым одной крови»

Ксения ПОЗДНЯКОВА

06.06.2019

В рамках фестиваля «Черешневый лес» Театр Олега Табакова представляет спектакль Аллы Сигаловой «Моя прекрасная леди». В главных ролях: Дарья Антонюк — ​Элиза Дулиттл, Сергей Угрюмов — ​профессор Хиггинс, Виталий Егоров — ​полковник Пикеринг. Накануне премьеры обозреватель «Культуры» пообщалась с заслуженным артистом Виталием Егоровым о том, почему история бедной цветочницы по-прежнему интересна зрителям, что такое живой театр и зачем драматическому актеру непременно нужно учиться петь.


культура: На сегодняшний день в Москве идет как минимум четыре версии «Пигмалиона». Почему история, придуманная Шоу, так любима зрителями?
Егоров: В современном мире людям очень не хватает сказки. Им хочется хотя бы в театре отвлечься от проблем, окунуться в другую жизнь. А история Элизы Дулиттл — ​это, по сути своей, сказка про Золушку.

культура: Думаете, именно поэтому прижился финал мюзикла Лоу, где все заканчивается хеппи-эндом, а не более реалистичная развязка Шоу?
Егоров: Конечно.

культура: Вы верите, что у отношений Хиггинса и Элизы может быть счастливый исход?
Егоров: Безусловно. Понимаете, это только кажется, что он за пару уроков смог сделать из цветочницы леди. Но на деле он, сам того не понимая, вложил в нее многое из того, что было важно для него самого. Однако ничего бы у него не вышло, если бы в ней не было заложено что-то внутри. Ведь интеллигентный человек определяется не количеством прочитанных книг. Скорее, это нечто врожденное. Мы с колледжем Олега Табакова уже десятый год колесим по городам и весям в поисках абитуриентов. Большая часть курса, как правило, люди из провинции. Казалось бы, откуда в глухой деревне взяться интересу к актерству? Но, как видите, нет ничего невозможного. Срабатывает природа и любовь. Как и в истории Элизы.

культура: Что толкнуло Хиггинса и Пикеринга на этот эксперимент? Зачем им это понадобилось?
Егоров: Они азартные люди, мастера своего дела, один занимается английскими диалектами, а другой — ​санскритом. Поначалу их увлек чисто профессиональный интерес. С другой стороны — ​развлечение. По крайней мере так все начиналось. Потом эти два взрослых человека влюбляются в девочку, которая у них на глазах превращается в леди.

культура: То есть и Ваш Пикеринг тоже не устоял?
Егоров: А как иначе? По крайней мере в нашем спектакле.

культура: Одиночество Хиггинса можно объяснить скверным характером, но почему полковник Пикеринг — ​джентльмен, умный, галантный, обеспеченный — ​обделен вниманием прекрасного пола? Каким Вам видится его прошлое?
Егоров: В пьесе же точно не сказано. Дядя Бернард не дает нам конкретных наводок. Герои якобы закоренелые холостяки. И если Хиггинс точно не был женат, то с Пикерингом спорный вопрос. Кто знает, что было у него в прошлом. Быть может, он вдовец и у него даже дети есть. Или он так обжегся в предыдущих отношениях, так разочарован в женщинах, что просто не хочет ввязываться в новую авантюру. Но тут появляется эта замарашка, и он понимает: «Боже мой, это то, что я искал всю жизнь». Это как разобрать. Вариантов может быть миллион.

культура: То, что Вы с Сергеем Угрюмовым, играющим Хиггинса, однокурсники, помогает в спектакле?
Егоров: Алла Михайловна — ​порой очень жесткий режиссер, с ней не расслабишься. И то, что мы с Сергеем хорошо знаем друг друга, конечно, помогает. Все-таки не один спектакль выпущен вместе, и это, конечно, большой плюс.

культура: В чем проявляется жесткость Сигаловой?
Егоров: Понимаете, мне кажется, что ей иногда нравится быть жесткой. И это ей очень идет. Поэтому она порой позволяет себе и покричать. Но так как она женщина красивая, у нее и это получается эффектно. Не каждый мужчина-режиссер может так собрать всех на репетиции. При этом она остается хрупкой, манкой, изящной, обаятельной и невероятно нежной. Загадка, как ей это удается. У нее потому и спектакли такие красивые, изящные.

культура: Насколько мужчина может понять женщину и создать для нее цельный образ, а не просто красивую оболочку? Верите, что двое мужчин могут научить женщину быть леди?
Егоров: Мне кажется, да. Хотя я застал еще то время, когда в Школе-студии МХАТ прелестная женщина, Софья Станиславовна Пилявская, преподавала этикет. Все студентки бегали к ней, просили показать, как правильно курить, как держать мундштук, зонтик, веер, как сесть, как подать руку. Но в истории с Хиггинсом и Пикерингом скрыта провокационная штука: помимо каких-то правил, связанных непосредственно с этикетом, «здрасьте-пожалуйста», они транслировали ей качества, которые мужчинам нравятся в женщине.

культура: Как думаете, откуда в людях страсть менять тех, кто рядом?
Егоров: Для меня это всегда оставалось загадкой. Я своим студентам постоянно говорю: не спешите с серьезными отношениями, у вас пока есть время для того, чтобы крутить романы, чтобы понять, кто вам нужен. Не торопитесь, чтобы потом не рассказывать: пока выбирал спутницу жизни, сделал троих детей, а потом понял, что нам совершенно не по пути. Или через 15 лет вдруг осознал, что вы совершенно разные люди. Ты у человека украл 15 лет, у себя украл. У детей детство прошло без папы или без мамы, либо без обоих, пока люди отношения выясняли. А потом родители разводят руками, почему такой странный человек вырос. Дети же модель считывают, как должно быть в семье.

Я не так давно в браке, 12 лет, у меня двое детей, я женился поздно, первый ребенок у меня появился в 40 лет. Один приятель говорит: не помню, сколько у меня детей. Как так? Это же все, что после тебя останется. Конечно, если ты не Циолковский, не Моцарт — ​одним словом, не гений. Но, согласитесь, большинство из нас не Моцарты.

культура: «Моя прекрасная леди» — ​мюзикл. Опыт работы в одесском музтеатре пригодился?
Егоров: Да. Я вообще считаю, что драматический артист должен уметь петь. Я все время говорю об этом моим студентам. Почему это важно? Если ты не поешь, то не слышишь ни себя, ни партнеров, ни режиссера, не улавливаешь интонацию спектакля. Это не значит, что у актера должны быть вокальные данные. К примеру, вы же не назовете Инну Михайловну Чурикову классической вокалисткой, но какой у нее голос, манера. Как она в «Тиле» пела, после этого можно было вообще больше ничего не играть.

Что касается опыта, то у меня с детства были какие-то данные. У меня и бабушка, и мама пела. Мама даже собиралась в консерваторию поступать, но не сложилось. Я очень люблю петь, и когда после днепропетровского театрального училища попал в Одессу, в музыкально-драматический театр, мне там очень нравилось. Вообще, если представить театр как пьедестал, то на первой ступеньке окажется драма, на второй — ​балет, а высшую ступеньку, как говорится, «апофигей», занимает опера.

культура: На Вашей странице в Facebook вместо заставки фотография Марии Каллас. Почему именно она?
Егоров: Каллас — ​величайшая певица. Причем она не только владела голосом, но и была потрясающей драматической актрисой. Я услышал Casta diva в ее исполнении и пропал, подсел на оперу. Не зря же ее называют La Divina, Божественная.

культура: Костюмы для спектакля созданы модельером Валентином Юдашкиным.
Егоров: Юдашкин очень подробно работал с каждым из нас, лично приезжал на примерку. Костюмы — ​роскошные. Мне почему-то сейчас вспомнилась самая страшная история, которая произошла со мной на сцене. У нас был очень красивый спектакль по «Опасным связям». Костюмы делала Оксана Ярмольник. Я играл Вальмона. Перед финальным поединком у меня была сцена с моментальным переодеванием. На все про все около 40 секунд. В кулисах одевальщицы помогали мне сменить костюм. И вот мы играли первый спектакль после лета. Начинаю надевать сапоги, а кожа на ботфортах ссохлась. Пока натягивал их, чуть не порвал. И вот выбегаю на сцену и понимаю, что у меня на правой ноге — ​левый сапог, на левой — ​правый, и носки смотрят в разные стороны. Ощущение было ужасное, мне казалось, что весь зал смотрел только на мои ноги, хотя, естественно, никто этого не заметил. Даже не знаю, почему я сейчас это вспомнил.

культура: Владимир Машков подарил Вам роли в «Смертельном номере» и «Страстях по Бумбарашу». Обрадовались, когда его назначили худруком «Табакерки»?
Егоров: Очень. Я и тогда, и тем более сейчас понимаю: Машков — ​единственный человек, который может достойно и честно продолжить дело Олега Павловича. Он когда пришел, все слегка выпали в осадок, потому что давно не сталкивались в театре с таким напором, с такой энергией. Не все могут работать в таком ритме, когда то, что мы сейчас обсуждаем, нужно было сделать еще вчера. Но только так, наверное, можно сохранить театр. Сейчас Машков понимает, что у него есть соратники, люди, которые его чувствуют и честно будут вместе с ним «дело делать». Нас роднит общий мастер. Мы с ним, как в «Маугли», одной крови. Машков делает все для того, чтобы наследство, которое нам оставил Олег Павлович, не превратилось в пирамиду Хеопса. Владимир Львович часто говорит о том, что мы должны радовать Табакова, чтобы он посмотрел на нас и сказал: «Елки-палки, как круто, у меня там жизнь, успех. Молодцы они». Двери театра не должны закрываться, в кассе должна стоять очередь.

культура: Часто вспоминаете Олега Павловича?
Егоров: Очень. Заходишь в колледж, там висит его портрет, и в гримерке — ​тоже. Сверяешь свои действия с его. Думаешь: а как бы поступил Олег Павлович? А что бы сказал? И я не один такой. Вроде бы уже год прошел, как его нет рядом. Кажется, пора свыкнуться с этим. Но нет. У меня такая же история с мамой. Вроде понимаешь, что человек уходит, что рано или поздно это случится, но когда это реально происходит — ​абсолютная неожиданность. Непонятно, как жить дальше. Эгоизм срабатывает — ​как ты будешь без этого человека? Учитель был. Я, помню, ненавидел его фразу: «Когда умирает мама — ​ты становишься взрослым». Мы как раз играли с Олегом Павловичем «Фигаро», у меня мама уже очень сильно болела. Врач позвонил и сказал: «Приезжайте». После спектакля я сел в поезд, приехал в Киев, забрал маму из больницы, она ушла у меня на руках. Похоронив ее, вернулся в Москву, и у меня снова «Фигаро». Прихожу и говорю Табакову: «Я сейчас ощутил эти Ваши ненавистные мне слова, ужасно». Он очень много говорил мудрых вещей, которые в полной мере понимаешь только теперь, после его ухода.

культура: Машков и Табаков чем-то похожи между собой?
Егоров: По сути — ​да, но по манере — ​полные противоположности. Володя по-хорошему сумасшедший, у него неиссякаемый поток энергии. Он приходит в театр рано утром и уходит далеко за полночь. Репетировать с ним — ​редкий кайф, особенно когда он хвалит. Правда, делает он это редко. Пока мы ставили «Бумбараша» и «Смертельный номер», какими словами он нас только не называл. Но когда что-то получалось, он практически на коленях кричал: «Гений! Гений!» И в этот момент счастью не было предела. И ты взлетал высоко-высоко и делал все во сто крат лучше.

Уже в начале репетиций складывается полное впечатление, что он знает, какие будут поклоны. У него же внутри фонтан энергии, фантазии. Это настолько заряжает. С ним сразу понимаешь, как это должно быть.

культура: В интервью Вы не раз упоминали своих студентов из колледжа Олега Табакова. Как решились взяться за этот нелегкий труд?
Егоров: На самом деле я довольно долго колебался. Олег Павлович сначала звал меня в Школу-студию МХАТ, но мне казалось наглостью преподавать там, где учился сам, и я отказался. Я потом спрашивал у своего друга Жени Писарева, как он решился. Он ответил: «Меня Алла Борисовна Покровская чуть ли не силой приволокла, но через год я понял, что заболел этим». Так что, когда Олег Павлович придумал школу и позвал меня снова, я понял, что не могу отказаться. Это дает реальную возможность передавать ремесло из рук в руки.

Я помню, как сам на третьем курсе репетировал «Маскарад» с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским и Олегом Николаевичем Ефремовым. Мне посчастливилось выходить на одну сцену с Олегом Борисовым и Людмилой Чурсиной, с Ниной Сазоновой и Людмилой Касаткиной. В общем, есть чем поделиться.

культура: Переживаете за своих подопечных?
Егоров: А как же, даже больше, чем за себя…

культура: Каково главное качество актера, по-Вашему? Что помогает сохранить себя, когда постоянно меняешь образы и примеряешь различные личины?
Егоров: Олег Павлович не раз повторял: «Если артист говорит, что он сегодня не он, а Мышкин», вызывайте «чумовоз», это страшный человек на сцене, он возьмет нож и пырнет кого-то по-настоящему». Ты играешь персонажа, входишь в его обстоятельства, предполагаешь, какие эмоции он испытывает в этой ситуации, сравниваешь с собой, но все равно это ты. У Машкова есть очень точное определение:«подселенец», за которого ты бьешься.

культура: Вы всю жизнь служите в «Табакерке». Чем она отличается от других театров?
Егоров: Прозвучит, наверное, пафосно, но здесь я дома. Я один раз играл вне стен нашего театра, был занят у Деклана Доннеллана в «Трех сестрах». Замечательная компания, конфедерация Чеховского фестиваля, но все равно понимал, что в гостях. Тут же я дома. Может быть, дело в том, что, когда я учился, мы со второго курса играли на этой сцене. Здесь я осознал, что должен заниматься этой профессией. Очень хорошо помню, как это случилось: пришел на втором курсе на спектакль «Матросская тишина». Зал был битком, и мы смотрели из маленьких двух окошек в конце зрительного зала. Додика, по-моему, еще Марин играл, а Машков, как и сегодня, Абрама Ильича. Стоя в слезах, понял, что должен заниматься этой профессией, но никогда не буду работать в этом театре, потому что вряд ли смогу, как они. Потом я сам играл в этом легендарном спектакле умирающего бойца Одинцова в третьей картине. Мне очень близка эта тема еще и потому, что я с Украины. Я тут же вспоминаю, как мама провожала меня на перроне, когда я, пятнадцатилетний, уезжал в Днепропетровск. Помню, как мама стояла, делала вид, что все хорошо, и, только уходя, заплакала. Я рыдал в пустом вагоне полтора часа, до следующей станции. Когда слышишь эту фразу: «Додик, какой я идиот, поезда ходят не только в Москву, но и обратно», то понимаешь, насколько это точно, потому что у тебя это в жизни было.

культура: Вы с такой теплотой говорите про Украину. А как сейчас?
Егоров: Это удивительная земля, где я родился и которую очень люблю. Сегодня мне больно слышать, когда говорят «какие же мы с русскими братья-славяне». У меня там живет отец, любимый брат и прелестнейшее создание по имени Стефания, моя племянница. Жалею, что давно там не был.


Фото на анонсе: Ксения Бубенец