И что нам от Дюма досталось ныне

Виктория ПЕШКОВА

17.04.2019


«Дюма»
Иван Охлобыстин

Театр «Современник»

Постановка: Михаил Ефремов

Сценография и костюмы:
Евгений Митта

Художник по свету:
Владислав Опельянц

Работа с монологами:
Марина Брусникина

Видеохудожник: Анна Титовец

Фехтование: Михаил Бельский, Евгений Гулюгин, Сергей Самородов

В ролях: Александр Хованский, Олег Феоктистов, Сергей Гирин, Евгений Павлов/Дмитрий Смолин, Мария Аниканова/Марина Феоктистова, Полина Пахомова/Марина Лебедева, Таисия Михолап и др. 

«Современник» представил спектакль о театре. Точнее, о его изнанке — прозаической и меркантильной, где на прорехи возвышенности нашиты заплаты абсурда. Во всяком случае, именно такой она видится литератору Ивану Охлобыстину и режиссеру Михаилу Ефремову. Имя выдающегося французского романиста и авантюриста в названии постановки — всего лишь не очень ловкий трюк для привлечения публики. «Дюма» — это не о шпагах, тайных свиданиях и охотой за подвесками, как можно было ожидать, а о несбывшихся мечтах артистов заштатного коллектива, играющих «Трех мушкетеров» три раза в неделю на протяжении тридцати лет.

Сочинять, ставить и играть спектакль о самих себе — для людей театра искушение из разряда труднопреодолимых. Уступившие ему, как правило, попадают в ловушку взаимоисключающих намерений — воздать должное высокой душе артиста, следующего своим тернистым путем, и поэффектнее продемонстрировать скелеты, обитающие в пыльных складках кулис и темных закоулках гримерок. Жанр трагикомедии для совмещения несовместимого подходит как нельзя более, вот только о том, что «легкость» его обманчива, создатели «Дюма», очевидно, запамятовали. Известному «изготовителю провокаций» Ивану Охлобыстину после перерыва в два с лишним десятилетия, похоже, очень захотелось снова почувствовать себя драматическим сочинителем. Правда, итог его трудов язык не повернется назвать пьесой: хлипкая соломинка сюжета то и дело прогибается под тяжестью зашкаливающего абсурда кое-как нанизанных на нее «сцен» и к финалу обламывается окончательно и бесповоротно. А чего, собственно, еще ждать от текста, набросанного за пару часов по ходу концерта в Кремлевском дворце и после этого никакой существенной доработке не подвергавшегося (об этих обстоятельствах автор не без гордости упоминает едва ли не в каждом интервью)?

В свое время именно Михаил Ефремов поставил в МХТ им. Чехова первое театральное сочинение Охлобыстина под названием «Злодейка, или Крик дельфина». На сей раз записной эпатажник взял на себя миссию катализатора процесса, подвигнув подзабросившего драматургию друга на создание нового шедевра. Совершая акт творчества фактически на глазах ничего не подозревавшей общественности, Охлобыстин, не мудрствуя лукаво, закатал в фундамент своего сочинения замечательный спектакль по мотивам «Трех мушкетеров». Поставленный Александром Товстоноговым в начале 70-х, он с аншлагами шел в Московском ТЮЗе, а потом был клонирован практически в каждом театре страны, как детском, так и взрослом, где актеры могли хоть как-то петь и махать рапирами. Популярность постановки только увеличилась с выходом быстро ставшей культовой трехсерийной картины. По целому ряду причин теленачальство старалось пускать ее в эфир не слишком часто, так что тоску по полюбившимся героям можно было утолить только в театре: о существовании бытовых видеомагнитофонов, на которые можно было бы записать фильм прямо с телеприемника, подавляющее большинство советских граждан и понятия не имело). В провинции «Мушкетеры» действительно шли годами с неизменным успехом, поскольку на смену повзрослевшим романтикам приходило следующее поколение. По воле господина сочинителя, в некоем «медвежьем углу», где и статую Ленина все никак не снесут, спектакль этот играют до сих пор. Три раза в неделю — по средам, субботам и воскресеньям. Не удивительно, что при таком репертуаре артисты несколько утратили связь с реальностью.

И добро, если бы у Дюма была позаимствован только колоритный фон. Но претендующий на звание драматурга сочинитель этим не ограничился, умыкнув — так и хочется применить тут более резкое определение, бывшее в ходу в те достопамятные времена, — у него и главную интригу: исполнители ролей мушкетеров решили отправить на тот свет актрису, играющую Миледи. Причину столь решительного шага раскрывать не станем, дабы не лишать потенциального зрителя удовольствия оценить «глубину» мотивировок. 

От самого Охлобыстина в действе только рамочный сюжет: некто Дмитрий Артанян (Евгений Павлов) — местный бизнесмен, владелец сети аптек, смотревший спектакль девять раз и все реплики помнящий наизусть, ценой «благотворительного взноса» на ремонт театра приобрел право выйти на сцену в роли д’Артаньяна. Уж больно ему «хочется понять эту вашу сверхзадачу». И вот этот «аматор», притащивший с собой настоящую шпагу, отделанную драгоценными камнями, оказывается буквально в эпицентре заговора «собратьев по оружию».

И все бы ничего, если бы Охлобыстин задался целью наваять немудреный водевиль. Но нет, свой опус автор посвятил «всем артистам, так и не прочитавшим своего главного монолога». Нужно признать, изначальный посыл был прекрасен: каждый актер носит в себе свою Главную Роль — выстраданную, вымечтанную, выплаканную — которую ему, возможно, так никогда и не придется сыграть. Вот только для воплощения этого весьма и весьма продуктивного замысла одной только по-хлестаковски необыкновенной легкости мыслей недостаточно.

Следуя мушкетерскому правилу «один за всех», режиссер бросился спасать детище друга-сочинителя. В итоге в историю были вмонтированы пять монологов из золотого фонда драматургии, выбранные, по всей видимости, по принципу контрастности. Ошалевший от накала театральных страстей бизнесмен становится для своих новых друзей-артистов главным слушателем. Спивающаяся от творческой и женской нереализованности Елизавета Николаевна, она же Констанция (Полина Пахомова) обрушивает на него монолог Нины Заречной из III акта «Чайки». Мстительная и обольстительная Миледи, в миру Ольга Ярославовна (Мария Аниканова), играет сцену из шиллеровой «Марии Стюарт», ту, где королева Елизавета подписывает смертный приговор сопернице. Николай Петрович (Александр Хованский) из благородного Атоса перевоплощается в мерзопакостного Ричарда III, Герман Николаевич (Олег Феоктистов) — из миляги и простака Портоса в тонкого невротика Сирано де Бержерака, а Геннадий Борисович (Сергей Гирин), богобоязненный не менее своего Арамиса, азартно дерзит под стать Шуту из «Короля Лира». И даже директор театра (Александр Кахун) сбивается с обычной речи на реплики Мефистофеля. Одним словом — тут все не в своих шкурах. За исключением разве что самого мсье Дюма (Кирилл Мажаров), со снисходительной улыбкой взирающего на произведенную его персонажами кутерьму.

К счастью и для актеров, и для спектакля, над этими монологами, как следует из программки, работал не Ефремов, а совсем другой режиссер — Марина Брусникина. И из каждого у нее получился чистейшей воды бриллиант, блеск которого повергает зал в состояние, близкое к экстатическому. Если ради чего и стоит идти на «Дюма», так именно ради них. Сбросив нелепые маски, на краткие мгновения артисты взмывают к заоблачным высям, помогая оторваться от земли и нам, грешным. Звук лопнувшей струны по ходу спектакля раздается с завидным постоянством. Впрочем, и возвращаясь в свой полубезумный балаганчик, они умудряются вочеловечить своих картонных персонажей, расцвечивая их красками, растертыми из частичек собственной души. А когда они в финале наконец-то предстают в полном мушкетерском облачении, начинаешь жалеть, что для «Современника» Дюма — «неформат».


Фото на анонсе: sovremennik.ru