Карэн Бадалов: «Играть историческую личность — дело неблагодарное»

Ксения ПОЗДНЯКОВА

19.09.2018

После спектакля каждый желающий получил возможность сфотографироваться с бароном и примерить знаменитую «треуголку правды», а обозреватель «Культуры» — еще и поговорить с исполнителем главной роли Карэном Бадаловым.

культура: Обычно артисты Вашего уровня с предубеждением относятся к детским спектаклям. Как решились на эту авантюру?
Бадалов: Поначалу и я отнесся с предубеждением, но потом втянулся. С самого начала дети начали реагировать. Это сегодня они вели себя тихо. Что тут творилось накануне! Мне приходится подстраиваться, что-то менять по ходу спектакля. Поначалу было довольно трудно, но в итоге я вошел во вкус. Я вижу лица детей, как у них горят глаза, они принимают правила игры «на раз», порой даже выбегают на сцену. Вы даже не представляете, что они порой выдают. Некоторые фрагменты текста появились именно благодаря их ответам. Например, однажды, когда я отошел от стены, а вместо меня остался контур, один мальчик спросил: «А почему он и там, и тут?» Так и родилось: «От неожиданности вышел из себя».

культура: После представления Вы предлагаете детям примерить «треуголку правды», которая научит их всегда быть честными. Бывает, что кто-то отказывался?
Бадалов: Нет, они всегда соглашаются. Правда, я всегда уточняю: «Лгать — нельзя, а сочинять можно». Ведь сочинительство — это творчество. Кстати, у нас был курьезный случай, когда одна мама сказала: «Эх, такую бы шляпу моему мужу, хоть на один вечер».

культура: А разве можно всю жизнь говорить только правду?
Бадалов: Конечно. Молчать.

культура: Должен ли театр чему-то учить ребенка или это не его задача?
Бадалов: Пусть учат в школе. У театра иная задача — привить вкус к слову, вызвать желание что-то почитать, а не только сидеть в компьютере. Поэтому, мне кажется, театр должен быть очень внимателен к тому, что он предлагает, особенно детям. Не надо бояться, что они не поймут какое-то словосочетание. Пусть для начала просто услышат. У них это отложится, запомнится на уровне эмоций. Понимание придет позже. Я в этом убежден.

культура: Образ барона Мюнхгаузена почти у всех ассоциируется с Олегом Янковским. Не боялись сравнений?
Бадалов: Нет, нисколько. Между нами не может быть никакого соревнования. Он — бесспорно великий актер. Вообще мне кажется, что сравнивают обычно люди, которые не слишком разбираются в театре, в кино, да и вообще в искусстве, потому что иначе им было бы понятно, что это бессмысленно, так как двух одинаковых людей не бывает. За этим кроется желание все упростить, навязать какие-то клише.

культура: Барон Мюнхгаузен — не только герой Распе, но и историческая личность.
Бадалов: Скажу вам честно, у нас это просто персонаж. Играть историческую личность — дело неблагодарное. Все сразу начнут сравнивать, искать подвохи, исторические параллели.

культура: Но в кино Вы все-таки сыграли и Осипа Брика, и Сергея Эфрона...
Бадалов: Кино — это совсем другое. Но в любом случае невозможно влезть в шкуру другого человека. Можно лишь попытаться понять их образ мыслей, хоть в малейшей степени ощутить, что происходило в то время, как оно разрывало людей на куски... А уж насколько мы к этому приближаемся, другой вопрос.

культура: В этом году «Мастерской» 25 лет, и уже шесть лет, как нет Петра Наумовича Фоменко. Удается ли сохранять в театре его стиль?
Бадалов: В чем-то да, в чем-то нет. Приходят молодые ребята, которые Петра Наумовича никогда не видели. Они многого не понимают. Чтобы это понять, нужно было работать с Фомой, как мы его называли. Хотя, когда мы в прошлом сезоне решили восстановить «Египетские ночи», получилось вроде бы неплохо. Правда, у нас сохранилось сто часов записей репетиций Петра Наумовича. У меня даже возникло ощущение, как будто бы я опять с ним общаюсь.

культура: Что Вам дала работа с ним?
Бадалов: В плане профессии — практически все. К тому же мы с ним общались не только как с режиссером, но и как с человеком. Педагог он был великий, неоднозначный в каких-то своих проявлениях, но великий. Как и все великие люди, он был не всем удобен. Он вообще был разный: и строгий, и резкий, и добрый, и сентиментальный. Но главное, он нас любил, на этом все строилось.

культура: А он мог прийти после спектакля и устроить разбор полетов?
Бадалов: Конечно, у нас постоянно проходили разборы спектаклей. Иногда он мог прийти и сказать: «Что вы играете, вы обалдели?» А была история, когда перед последним действием «Трех сестер» он попросил всех собраться. Мы решили: сейчас разнос будет, иначе зачем собирает? И вдруг он сказал: «Спасибо вам за пьесу» — и ушел. Вот так. Он никогда не говорил просто так, чтобы взбудоражить воздух, это было не в его стиле. Фома был точен всегда, конкретен. Иногда да, он мог жестко сказать, но только тем людям, которые могли это выдержать, он прекрасно это понимал.

культура: Представляю, как Вам сложно с другими режиссерами.
Бадалов: Поверьте, им со мной тоже нелегко. Режиссер от меня зависит не меньше, чем я от него. Потому что могу сделать не так, как он хочет, а так, как я хочу. И он никак не сможет на меня повлиять. Не остановит же он спектакль, чтобы высказать свое недовольство. Если мы находим общий язык — это счастье, это замечательно; если нет — беда.

культура: Не думали сами взяться за постановку?
Бадалов: Режиссер — это совсем другая профессия. Я видел и вижу много актеров, которые ставят спектакли как режиссеры. Поверьте мне, это актерская режиссура. Разница огромная. Артист может разобрать текст (художник сделает сценографию, хореограф поставит танцы, и все будет замечательно), но он никогда не сделает уникального, парадоксального разбора, того, чего вы не ждете. Именно этим владел Петр Наумович. Помните, как у классика: «И гений, парадоксов друг».


Фото на анонсе: Анна Иноземцева