Мастер и Маргаритов

Елена ФЕДОРЕНКО

27.10.2016

В «Современнике» на Яузе показали «Позднюю любовь» Александра Островского.  

По спектаклям Егора Перегудова безошибочно определяешь, что режиссер — талантлив и молод. Только у одаренного человека могут возникать столь непохожие и свободные от штампов театральные фантазии. От молодости — смелость договариваться с классиками так, что те не обижаются: пусть, мол, пробует. Перегудов изобретает некий код, выстраивая причудливый мир, рождает идею, заражает ею артистов, играющих увлеченно и ярко. На проработку деталей запала не остается. Тут явно не хватает усидчивости — той, что позволяет выплетать актерские отношения по принципу «петелька-крючочек». Для начальной поры — простительно. Но и жаль: отношения и связи меж персонажами необходимы не только автору, «певцу замоскворецкой жизни», но и тому типу подробного и честного театра, какой занимает режиссера.

В спектакле «Поздняя любовь» в тандеме с замечательной художницей Марией Трегубовой создано непривычное сценическое пространство. Зеркало сцены скрыто белой стеной, на стене — экран, поднятый высоко над подмостками. Когда ширма сдвигается с проема, открывается крошечная белая комната-куб с черным квадратом окна. В этом скворечнике и течет действие. 

Картинка нереально красива. Можно подумать, что авторы создают эффект телерепортажа или сериала — невольно возникают ассоциации с раскадровкой и крупными планами. Словно зритель уже и не способен ничего воспринимать без «мутного ящика». Но легко представить и другое: герои заблудились во времени, поселились в некоем странном космическом корабле-лифте (за черным окном летает гигантских размеров снежинка, проплывает земной шарик — маленький и беззащитный) и могут приземлиться в любое время, в любом месте. 

В белоснежной клетке заперты хозяйка дома Фелицата Антоновна и ее квартирантка Людмила — обе, как снеговики, укутаны белыми одеялами. Объявляется сынок Фелицаты, смахивает снежинки с волос, сбрасывает шубу и остается в белоснежном исподнем. В фокусе не пути персонажей, а броские сценические эффекты, и их много. То обнаружится гигантский пистолет, занимающий всю каморку; то богатая вдова Лебедкина многометровым подолом шубы, как ковром, покроет пол и оконный проем, и она же удивит своим маскарадным костюмом — толстого бурого медведя. Номера ставят паузы в действии, теснятся впереди него вокальными соло, лучшее из них — цыганский романс Фелицаты.

Островский, написавший «сцены из захолустья», поморщился бы да и согласился на подобную талантливую театральную мишуру, а вот со зрителем сговориться сложнее. Ему, капризному, подавай историю. Тем более что в пьесе «Поздняя любовь» она увлекательная и позволяет режиссеру представить множество трактовок. Например, сделать главным героем Маргаритова (невольно вспоминается та убойная сила, что вела этого персонажа у Иннокентия Смоктуновского в фильме Леонида Пчелкина). Когда-то его, блестящего адвоката, подставил, выкрав документ, помощник. Враз оборвалась большая карьера и мгновенно закончилась достойная жизнь. Нищету, схватившую за горло, не перенесла жена — умерла, сам Маргаритов решил повеситься, но взгляд его упал на кроватку с крохотной дочуркой. Ради нее, Людмилочки, он и продолжил жить, снимая комнаты в доме Фелицаты. Дочь, его ангел-спаситель, выросла честной, умной, кроткой. Уже минула свежая ранняя юность, когда накрыла ее любовь внезапная, «как убийца в переулке», к сыну хозяйки, игроку и гуляке Николаю. Тут и пришлось Маргаритову пережить трагедию во второй раз. Теперь уже дочь выкрала важную денежную расписку, чтобы спасти непутевого возлюбленного от позора. Финал — благополучен: Николай оказывается человеком приличным, Людмила выходит за него замуж. Сказка, да и только.

Спектакль «Современника» — о Людмиле, ее добром сердце, дочерней преданности, жертвенной любви, за что она получает счастье в награду. Алена Бабенко играет по законам психологической правды, ее искренность нигде не переходит в слезливость и сантименты. Из совсем другой оперы Фелицата. Блестящая актриса Марина Хазова кривляется и временами смахивает на откровенную дурочку: вязаная шапочка и очки закрывают лицо, карикатурная утрированность жестов то и дело превращает ее в коверного, и человеческая судьба, увы, не прочитывается. 

Василий Мищенко, актер удивительного дара, способный сыграть и комедию, и трагедию, вынужден представлять своего Маргаритова недалеким простаком — в его адвокатские способности поверить нелегко. Мысль, мучительная для самого Островского, о том, что надо уступать место детям, когда приходит их время, остается без всякого драматического напряжения. Тройка талантливых актеров растаскивает спектакль по разным «стилистическим» углам.

Остальные и вовсе нейтральны. Конфликт размывается непростроенностью роли Николая (Дмитрий Гирев), из-за кого весь сыр-бор и происходит. Ради него идет на преступление Людмила, он же мечется между соблазном и честью, раздираясь от чувства к двум женщинам. Никаких внутренних страстей нет и в помине, непонятно, почему примитивный плут вдруг становится образцом добропорядочности. Эксцентричная Лебедкина (колоритный образ получился у Елены Плаксиной) отважна до трюков и демонстрирует роскошную фигуру. Дурит Дормедонт (Николай Клямчук), заполняя комнатушку всякой дрянью: то шкаф притащит или кресло, то виолончель или транзистор образца середины прошлого века, а то и пальму в горшке. Купец Дороднов (Рашид Незаметдинов), компаньон Маргаритова, ходит искусителем — и только, играть ему оказывается нечего. В карнавале лиц и масок (хотя у каждого можно найти удачные эпизоды), не сложенных в целое, бьется и готова заживо сгореть за спасение своего Николая искренняя, нежная и немного странная Людмилочка. 

В финале кубик комнаты разрастается до размеров сцены, «кукольные» двери становятся гигантскими, и матрешкой множится вся белоснежная конструкция, уменьшаясь и тая (постарался волшебник света Дамир Исмагилов). В самой дальней каморке — счастливая пара. Впрочем, их комнатка размером с окно кажется чересчур тесной для большой любви. Все в мире относительно.