Алексей ЗВЕРЕВ

22.03.2016

В прошлом году Театр на Таганке запустил проект «Репетиции». Обещая таким образом открыть новые дарования и удержать зрителя на время ремонта основной сцены. Действительно, ощущение сопричастности, присутствие при таинстве рождения спектакля — вроде бы что может быть соблазнительнее для продвинутой публики?

Начиная с октября, ежемесячно в рамках «Репетиций» (сначала в студии на Поварской, позднее на Малой таганской сцене) молодые режиссеры представляют два-три эскиза. Речь идет о черновой версии спектакля — при минимуме оформления. Драматургические огрехи допустимы, ведь — и это подчеркивается — в распоряжении труппы и постановщика всего неделя. После показа зрителям предлагается высказать свое мнение, стоит ли дорабатывать спектакль. 

За шесть месяцев отсмотрели порядка двадцати эскизов. До Большой сцены, открывшейся после ремонта 31 января, допущен только «Кориолан». «Золотой дракон» также включен в основной репертуар Таганки, но остается пока на Малой сцене. О качестве всех проектов можно спорить — оно разное. Зато роднит их весьма вольное отношение к государству и церкви. Ну и улыбку зала везде предпочитают выжимать юмором ниже пояса.

«Нос» — якобы гоголевский, показанный в шестой сессии проекта, исключением не стал. Сам нос, конечно же, на деле оказался эвфемизмом. Начинающий режиссер Альберт Рудницкий не стал надрывать фантазию и воспользовался банальной аллюзией, не обыгрывал которую только ленивый. На просмотр собралось человек восемьдесят. Не менее половины составляли сотрудники театра во главе с директором Ириной Апексимовой и всевозможные «друзья проекта».

Итак, майор Ковалев, прибывший в Санкт-Петербург в надежде стать вице-губернатором, погружаясь в сон, слышит гимн России, вскакивает, набрасывает на себя условный советский китель, комично марширует, поздравляя воображаемых бойцов «с великой годовщиной». Дополнительное фантомное изображение майора по ходу всего спектакля транслируется на стену видеопроектором. Когда герой ложится и засыпает, из-под одеяла вылезает огромный нос. Проснувшись и охлопав себя по причинным местам, Ковалев с ужасом понимает, что не хватает важнейшего органа. Далее «безносого» майора играет уже девушка — для сходства ей приклеены усы. Параллельно развивается линия с цирюльником, обнаружившим «беглеца» в буханке. Вновь включается видеопроекция, и мы глазами телекамеры следим за передвижениями Ковалева-Носа и «Ковалевой» по современным улицам в режиме шоу а-ля «тогда мы идем к вам». Один за другим все скрываются в церкви. Внутри происходит известная встреча майора с улизнувшим органом, диалог их в какой-то момент смешивается с громкими песнопениями, актеры вокруг начинают отплясывать, а настенная проекция заходится молитвой: дай мне, Боже, айфон... «Ковалева» спешит в газетную экспедицию, чтобы разместить объявление о пропаже, после чего вновь оказывается дома, куда вскоре заваливается полицейский. Он раздевается до исподнего и прыгает в постель к «Ковалевой», затем выдает ей найденный орган. Та отправляется к доктору, который долго, но безуспешно пытается пришпилить нос на место. Отчаявшись, «Ковалева» стреляется. 

Публике поначалу нравилось. Но когда эскиз перевалил на второй час, в зале заерзали. А заключительные сцены то и дело сопровождались тяжелыми вздохами. В финале мужчина, изображающий майора на экране, вольно пересказывает последние строчки произведения. «Но что страннее, что непонятнее всего, — это то, как авторы могут брать подобные сюжеты. Признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно... нет, нет, совсем не понимаю. Во-первых, пользы отечеству решительно никакой... Как и тогда, к примеру, когда кто-то прибивает что-то к мостовой». Получилась провокация в стиле закомплексованного озорника, сомневающегося, как будет воспринят его шедевр. Но вполне достаточная, дабы понять: человек с хорошей театроведческой фамилией готов в подобном ключе замахнуться на что угодно. Хоть на трюфель самого Сирано де Бержерака.

Через несколько минут после показа началось обсуждение. Почти сразу развернулась старая как мир дискуссия: имеет ли постановщик право переиначивать классику? Большинство в зале были уверены: чем сильнее — тем лучше! Для того театр и существует. Умудренный критик поведал, как много лет назад наблюдал любимовских «Братьев Карамазовых». 

— Рядом сидел непонятно для чего пришедший человек: он каждую фразу сверял с романом, который держал на коленях. Зачем это, кто он такой…

Риторический вопрос ненадолго замер в воздухе. 

— Онанист! — подсказал один из актеров. Зал прыснул.

«Все отлично, Гоголь — это шутка, фантасмагория, его нужно видеть между строк», — подбадривали осоловевшего режиссера, за время обсуждения не проронившего ни слова. Особенно поразил защитный выпад девушки из первого ряда: «Да, Альберт имеет право на особое видение, и он не виноват, что его Гоголь отличается от вашего, советского, Гоголя». 

— Нам бы хватило начального аккорда, — добродушно советовали мэтры. — Зря растянули гимн на целый куплет и припев, надо быть тоньше. И китель поменяйте на николаевский, а лучше — современный.

Многим понравилась сцена в церкви — ее называли самой живой и яркой, «настоящим комиксом». Но даже апологеты современного искусства признали, что эскизу недостает цельности, а режиссерский замысел утонул в тумане. Рудницкий по-прежнему молчал. В итоге большинство высказавшихся рекомендовали работу не продолжать. Подводя черту, один приговорил: сократить на сорок минут, вырезать половину, а затем все начать сначала. И даже тот умудренный, что смотрел «Карамазовых» вместе с «онанистом», умыл руки: «Честно, ребята, не знаю». 

Признаться, вышло удивительно, ибо на обсуждении солировали лица приглашенные, то есть как минимум пристрастные, а то и вовсе ангажированные: коллеги, «критики на зарплате», сотрудники театра. Хотя количество проданных билетов — тайна, логично предположить, что совсем немногие из реально раскошелившихся нынче на 300 рублей согласятся выложить за «Нос», поставленный на большой сцене Таганки, тысячу-две...

Тем не менее спустя несколько часов интернет-страница проекта похвасталась иным решением: «Спектаклю быть!.. Безусловно, сейчас эскизу не хватает темпа и динамичности, какие-то сцены в нем были слишком затянуты, присутствует чрезмерное увлечение техническими нововведениями. Однако все это не помешало эскизу получиться живым!» 

Мнение

Валерий СТОРЧАК, театральный режиссер:

— Пока шел на «Репетиции», прикидывал, легко ли из «Носа» сотворить очередной русофобский памфлет или хотя бы порнографию. А оказалось, что Рудницкому без нужды цепляться за Гоголя, ему надо было только фамилию великого писателя на афишу. Тогда можно в любом месте воткнуть гимн России, и половина зала во главе с Ириной Апексимовой с веселым смехом вскочит со стульев. Можно не пришей кобыле хвост всунуть врача-взяточника. Или на манер «пусек» войти с микрофоном в настоящую церковь с молящимися, снять там комическое интервью с актером и выложить видео во время спектакля. Тоже получая смеховую реакцию зрителей. Очень жаль, что руководство Таганки — между прочим, государственного бюджетного учреждения культуры — угробило идею театральной лаборатории, отменив открытый конкурс и допуская к сцене лишь проверенных молодых русофобов.