Елена ФЕДОРЕНКО

15.03.2016

В Российском молодежном театре премьера — «В пылающей тьме».

К своему обширному и разнообразному, неустанно пополняемому репертуару Молодежный театр добавил экспериментальный спектакль по пьесе испанца Антонио Вальехо. На крошечном треугольнике Черной комнаты (так названа здесь малая сцена) разыгрываются нешуточные страсти, бурлящие в закрытом колледже для слепых. Директор — тоже незрячий, изо всех сил радеет о престиже учебного заведения и как зеницу ока оберегает его «высокий моральный дух». 

Подопечные учатся, занимаются спортом, дружат, любят, им даже не нужна специальная трость, поскольку пространство, где протекает их жизнь, обжито до мелочей. Все, как один, преисполнены оптимизма, одеты в униформу и марионеточно приветствуют друг друга отработанным жестом. Счастливы ли они? Ровно настолько, насколько допускает принятая здесь муштра. Но вот объявляется новичок по имени Игнасио (Александр Девятьяров), нарушая фальшивую природу улыбок и мнимого душевного покоя. Заражает однокашников вольнодумием, рассказывает им о звездах, галактиках и цветах. Братство деморализовано: следить за формой — недосуг, решимость растеряна, в привычных соревнованиях нет азарта и желания победить. Однообразие мира нарушено пробудившимися чувствами, о каких прежде не знали. 

Посеявший войну вместо мира Игнасио должен уйти, иначе отлаженная трудами и годами система может рухнуть. И он «уходит» — внезапно умирает. Воспитанники, кажется, обретают видимый покой, ничуть не жалея о его смерти: «Это даже лучше», «Он не был создан для этой жизни…» Только ярый оппонент Игнасио Карлос (Алексей Бобров) почему-то говорит о звездах, и слова его исповеди звучат как бунт.

Испанец Вальехо писал прямолинейно, отчетливо и, насыщая текст аллюзиями, давал ясно понять — речь, конечно, не о физической слепоте. Неореалист второй половины прошлого столетия, с горьким опытом войны и тюрьмы, Вальехо рассказывал о тех, кто смирился, не мечтал о лучшей доле, не хотел стоять за свободу и счастье. Сквозь повороты пьесы проступает и миф о слепом Гомере, и история обрекшего себя на тьму царя Эдипа, и символистские коллизии «Слепых» Метерлинка. Спектакль добавляет живописные рифмы: то промелькнут, взмахнув плащами, персонажи, напоминающие несчастных Брейгеля, то проявится в астеничном облике Игнасио трагический образ невидящего юноши Пикассо. 

А начинается история почти весело. Словно уговаривая себя, молодые нетвердыми голосами исполняют песню Яна Френкеля на стихи Александра Галича: «Все наладится, образуется / Никаких тревог не останется…» Режиссер Владимир Богатырев выстраивает на пятачке Черной комнаты не темную юдоль скорби, а вполне комфортный мир самодостаточных людей. Страждущие приспособились, их вполне устраивают дни-близнецы с ежедневными привычными заботами. Прячущим головы в песок страусам не нужна рефлексия. Воспитанников оберегают от любых потрясений, настраивают на то, что несчастья распределены между всеми людьми и никто не застрахован от болезней. Сколько бы они ни притворялись, что им вполне достаточно для познания тактильных контактов и слуха, природа берет свое, заставляя мечтать. Например, о браках со зрячими, коих здесь называют «ясновидящими». С «ясновидящей» повезло директору — дону Пабло (Юрий Григорьев), чья супруга донья Пепита (Наталья Чернявская) — единственная, кто видит. Образ бликует смыслами, директриса — наблюдатель, обреченный на выбор: сказать или умолчать. 

Богатырев — не только тонкий и подробный режиссер старой школы (как не вспомнить его учителя Зиновия Корогодского), но и педагог. Второе проявилось в пристальном внимании к игровым деталям и штрихам, прорабатываемым актерами с лицедейским восторгом. Взгляды невидящих глаз не встречаются, части лиц выбелены или, наоборот, выделены темным, что делает выражение удивленным, но и несколько безжизненным. Лики незрячих похожи на застывшие маски. Духовная слепота естественна, равнодушие — образ жизни.

С математической точностью театр обостряет конфликт двух взглядов на жизнь. «Ты хочешь видеть, значит, хочешь умереть», — обозленно скажет Карлос Игнасио. В исполнении Алексея Боброва Карлос настойчиво и с ядовитой усмешкой оберегает себя от всего, что может угрожать его благополучию. Игнасио же открывает неудобную правду, бросает вызов судьбе. Готов сомневаться, но не готов смириться. Герой Александра Девятьярова — из породы романтиков в черном. Заражает однокашников скепсисом, ведет из вязкой и теплой тьмы — в тьму пылающую. На мгновения свет разума и азарт познания освещают и Хуану (Анастасия Прокофьева в своих лучших сценах подчеркивает трагическую надломленность героини), и ожесточенную Элису (Александра Аронс). 

Гибель Игнасио предчувствуется с первого появления. Ноющее постукивание его трости звучит отголосками страшных ударов по крышке гроба. Чуткие пальцы спешат познать мир, будто бы знают, что времени мало. Когда он взлетает на подоконник, устремив невидящий взгляд к небу, публика замирает. Его гибель на спортивной площадке скрывает тайну: убийство, суицид, несчастный случай? 

Вопросов остается много. Например, грезы Карлоса о далеких мирах продиктованы перерождением или это минутный порыв перед смирением? Театр жестко и агрессивно, подчас с излишним запалом, бросает в зал острые темы для рассуждений, а непростая аудитория с юношеской жадностью их подхватывает. И уже у гардероба стайки старшеклассников отчаянно спорят о том, нужно ли знать правду, если в ней таятся страдания и тревоги. Договариваются, что нужно: радости без печали не бывает, как не бывает света без тьмы.