Первый после Товстоногова

Мария ЮРЧЕНКО

29.07.2015

30 июля исполнился век со дня рождения Петра Монастырского. На протяжении без малого сорока лет он возглавлял Драматический театр имени Горького в Самаре (поначалу, конечно, в Куйбышеве). При Монастырском коллектив не только получил статус академического, но и прославился на всю страну. Было время, когда говорили: у нас два театральных «зубра» — Товстоногов в Ленинграде и Монастырский в Куйбышеве.

Он родился в 1915 году в Одессе, а ушел из жизни нашим современником — в 2013-м. Накануне памятной даты о встречах с мэтром «Культуре» рассказала ведущая актриса Малого театра, народная артистка России Елена ХАРИТОНОВА

культура: Как Вы оказались в Самаре?
Харитонова: Наш курс поехал показываться в Ленинград. В то время там гастролировал театр Монастырского. Мы с ним связались по телефону. Он сказал: «Мне нужны мальчики — девочек я не беру». С этим мы и отправились на показ, я помогала ребятам в отрывках. По окончании он отобрал трех мальчиков, а у меня спросил: «Вы уже распределены?» Я ответила: «Нет». «Тогда я хотел бы вас пригласить к себе в театр». Так я и оказалась в Самаре, тогдашнем Куйбышеве.

культура: Про Монастырского уже тогда ходили легенды?
Харитонова: Понимаете, Самара была провинциальным городом, далеким от театральной жизни. А Петр Львович сделал так, что зритель заинтересовался. Помню, когда ехала в поезде, познакомилась с девушкой, так она мне сразу сказала: «У нас в Куйбышеве три достопримечательности: пиво, Волга и драмтеатр». Я проработала у Монастырского семь лет, и все эти годы на спектаклях был аншлаг. Во-первых, само здание необыкновенной красоты. Возвышаясь на берегу Волги, оно напоминало пряничный домик. К тому же Петр Львович был замечательным хозяином, в театре никогда ничего не ломалось, не разваливалось. Для зрителей он и вовсе сделал поразительную вещь. Город большой, вытянутый, транспорт вечерами ходил плохо, а спектакли заканчивались поздно. Так Монастырский добился того, чтобы по окончании представления приезжали маршрутные автобусы и развозили людей по домам. Такого я больше нигде не видела. 

культура: А как Вас встретили?
Харитонова: Это замечательная история. Когда я вышла из поезда, на вокзале меня ждал Петр Львович. Я была поражена, что удостоилась такой чести, а потом оказалось, он всегда сам встречал артистов. Устраивал для них обзорную экскурсию по городу, рассказывал, где что находится, показывал театр.

культура: Тем самым налаживал личный контакт?
Харитонова: Конечно! Я поняла, что меня пригласил человек неравнодушный, который заинтересован во мне как в личности, как в актрисе. Для артиста очень важно видеть, что его ценят. А то, бывает, зовут в театр, а потом приходится пять лет ждать роли. У Монастырского все артисты были заняты. Порой за выходные мы успевали сыграть двенадцать спектаклей: на двух театральных сценах и еще два выездных. 

культура: Как Петр Львович работал с актерами?
Харитонова: Это еще одно его удивительное качество. Однажды позвал меня к себе в кабинет и спросил: «Лена, как вы относитесь к авантюрам?» Я сказала: «Прекрасно». Молодая была, ничего не боялась. Он предложил: «Хочу, чтобы вы ввелись в спектакль «Братья Карамазовы» на роль Грушеньки». Тут от моей смелости ничего не осталось. Сыграть эту роль я, конечно, мечтала, но речь шла о том, чтобы войти в готовый спектакль, сразу на второй состав. И вот, представьте себе, накануне премьеры иду по улице и вижу огромную афишу, на которой крупными буквами написано: «Братья Карамазовы». В роли Грушеньки — Елена Харитонова». Я тогда подумала: Боже мой, меня же никто не знает. В этом заключался принцип Петра Львовича. Он говорил: «Артист плюс единица». Под единицей имелось в виду доверие, которое нам оказывалось. То есть мы даем актеру чуть больше, чем он пока заслуживает. И вот этим «чуть больше» была афиша. Для нас это был огромный стимул, а для зрителя — интрига. 

культура: Было ощущение, что попали в театр одного лидера: он уйдет, и все разрушится?
Харитонова: В сущности, так и произошло. Конечно, колоссальное личностное начало Петра Львовича присутствовало во всем. Все знали — как он скажет, так и будет. При этом он часто советовался с артистами, даже с молодыми. Но окончательное решение всегда было за ним. А еще он прививал культуру театра. Артист не имел права выйти на сцену без сменной обуви, женщина — без чулок. Ходить по театру в бигудях  — упаси Боже! Накрутилась — сиди в своей гримерной, чтобы никто не видел. Сегодня такого уже не встретишь.

культура: Как Вы думаете, сумел бы Монастырский удивить современных зрителей?
Харитонова: Конечно. Хотя Петр Львович был человеком старой формации и закалки, он постоянно находился в поиске. Когда мы ставили спектакль «Коварство и любовь», они вместе с художником придумали сценографию, будто бы действие происходит на цирковой арене. Идея заключалась в том, что весь наш сегодняшний мир, отношения между художником и властью напоминают цирк: кто-то коверный клоун, кто-то акробат, а кто-то укротитель тигров. Многие не соглашались — мол, зачем так ставить Шиллера. Но в этом как раз и заключалось его прочтение, его метафора. Не сомневаюсь, что и для нас бы он что-нибудь сегодня придумал.