Екатерина САЖНЕВА

21.04.2016

«Искусство существует, чтобы мы не умерли от правды», — эта фраза была сказана по иному поводу, но как нельзя лучше характеризует то, что называют культурой Чернобыля, его памятники, песни, стихи.

...Мертвая Припять полна черных пугающих теней. Разрушенные автобусные остановки, стены домов, с которых глядят огромные детские глаза. Лысые мальчики и плачущие девочки. Черно-белые и цветные. Едва обозначенные контуры и четко, до деталей, в духе соцреализма прорисованные лица. Об этом месте, единственном в мире облученном городе-призраке, ходит много легенд. Одна из которых — откуда взялись жутковатые граффити. Кто их автор, есть ли он вообще?

Иконы мертвого города

67-летний Валерий Бобков живет в Чебоксарах. Заслуженный художник Чувашской Республики, он также один из последних, кто получил Золотую медаль Академии художеств СССР. Но главное дело его жизни — 127 работ, посвященных чернобыльской трагедии. Большинство мастер написал в опустевшей Припяти, проведя там в 1988-м целых шесть месяцев практически безвыездно, за железной проволокой. Для того, чтобы вывезти потом его картины, их пришлось дезактивировать. Те, что не прошли дозиметрический контроль, были сожжены.

А первый свой памятник Чернобылю в виде пожарного, боровшегося с радиоактивным огнем, Валерий Бобков создал еще в 1987-м, когда приехал сюда по приказу рядовым ликвидатором. 

— 60 тысяч тонн бетона доставляли на реактор, оттуда немного брал, разумеется, получив разрешение, и на свою скульптуру, — вспоминает Валерий Константинович.

На открытие пригласили семью Виктора Кибенка, погибшего во время тушения четвертого блока. Их было 28 — запустивших скорбный отсчет чернобыльских жертв. Все эти люди умерли в течение апреля-мая 1986-го. Монумент Бобкова стал первым из великого множества больших и маленьких памятников, сотворенных после. Однако именно он обозначил Припять не только как место, где произошла ядерная катастрофа, но и как художественный образ, неотъемлемую часть современной культуры. 

— Я попросил политотдел в нерабочее время разрешить мне делать еще и зарисовки, этюды, наброски природы. Вернуться домой должен был в декабре, пробыв на ликвидации четыре месяца, но вместо этого попал в больницу с тяжелой формой лучевой болезни.

Инвалидом 2-й группы два года спустя Валерий Бобков снова вернулся в район аварии. На этот раз добровольно. Терять художнику было нечего: 

— Я настолько плохо себя чувствовал, думал, что уже не встану, не смогу работать, что это будет последнее, сделанное в жизни, однако самое главное... Писал не только экологическую катастрофу. В пустых брошенных деревнях попадались одинокие самоселы, в основном старики, без разрешения возвратившиеся в зону отчуждения. Они просто не могли привыкнуть жить где-то кроме. Разговаривал с ними, выслушивал жалобы и обиды, запоминал лица — а они меня за это молочком угощали. Не отказывался, чтобы не обижать, хотя дозиметр трещал вовсю.

Прощание с Припятью. Саркофаг и разрушенный реактор. Одичавшие собаки и кошки. Плачущие иконы Чернобыля. Триптих. 

Но минет час. Покинутые снами,
замрут осиротевшие дома,
и окнами, сошедшими с ума,
в который раз прощаться будут с нами! — много лет спустя напишет поэт Любовь Сирота.

Путеводная «Звезда»

В 2007 году в честь героев, отдавших жизни и здоровье при ликвидации последствий чернобыльской аварии, учреждена Международная ежегодная премия в области литературы и искусства «Звезда Чернобыля». Как говорят создатели, она служит формой общественного признания и поощрения людей и организаций за творческий вклад в увековечивание подвига чернобыльцев.

— За минувшие годы лауреатами стали более 150 конкурсантов. Известные лица, например Иосиф Кобзон, генерал армии Анатолий Куликов, а также начинающие авторы, — рассказывает председатель литературно-художественного клуба «Звезда памяти Чернобыля» Владимир Степанов. — Безусловно, у нас, взрослых, нет морального права предавать забвению те события. Не имеем мы права и «прервать времен связующую нить». 

Поэтому было принято решение о проведении одноименных фестивалей детского и юношеского творчества. При поддержке МЧС России и правительства Москвы.

— Дети видят мир совсем не так, как мы, — поясняют члены жюри. — Их души чисты, и поэтому все, что происходит в нашем мире, они могут разглядеть в самом неожиданном ракурсе. В рамках фестиваля на протяжении года мальчишки и девчонки, обычные школьники из разных концов России, знакомятся с героями чернобыльской трагедии. Самостоятельно ищут ветеранов, встречаются с ними. Из этого общения и рождаются их сочинения и стихи.

Саратовская область. Поселок Дубки. Как говорят сами жители: «Не такая уж мы и глухая провинция, от областного центра всего километров девять, так что в театр и на концерты выезжаем часто». 

Одиннадцатиклассник Александр Покотило — один из многих, кто принял участие в творческом конкурсе «Звезда Чернобыля». 

— Сын узнал о страшной катастрофе еще подростком, с тех пор он зачитывался материалами о Чернобыле, фантастикой, научной литературой. Для него это было словно вчера. Особенно после взрывов на «Фукусиме», когда стало понятно, что подобное может легко повториться, да и у нас в Саратове тоже есть свой Центр по атомной энергии, ребята бывают там на экскурсиях, — делится мама мальчика, педагог Елена Викторовна. 

Подросток сочинил стихотворение «Мир в надежных руках»: «Я знаю о случившемся из книг, / Ведь я не там родился много позже, / Но хочется мне память их почтить, / Героев, заслонивших нас с тобою...»

Неумелые, детские строки, за которыми тем не менее столько искренности и надежды. 

Саша Покотило не победил тогда. Однако именно Чернобыль определил его дальнейшую судьбу — минувшим летом юноша поступил в местный педагогический институт, выбрав профессию учителя физики. 

«Что такое ядерная катастрофа? Это когда идешь спасать мир ценой собственной жизни», — написала в своей работе еще одна конкурсантка. Девочке всего 14 лет — так откуда же она знает об этом? Генетическая память? Чужие сны?

— Есть поэзия и проза войны. Ее создавали солдаты, пережившие Великую Отечественную. Те, кто сам поднимался в атаку, освобождал Сталинград и брал Берлин. Минули годы. Пришло новое поколение писателей и поэтов, не нюхавших настоящего пороха. Но они смогли передать то, чего никогда не видели, честно и талантливо. Чернобыль — из этой же серии. Сейчас о нем пишут ребята, для кого случившееся в апреле 1986-го — страшная сказка. Фильмы, которые сегодня пытаются снять о тех событиях (среди них, как мне рассказывали, есть даже мистические триллеры), стремятся сделать понятной, приблизить чернобыльскую катастрофу, не дать забыть о ней нынешней молодежи, — говорит генерал-майор Николай Тараканов, руководивший ликвидацией последствий аварии, автор 32 книг, первая из которых — «Мой Чернобыль».

Цепочка от папы римского

— Иностранцы предлагали мне продать чернобыльскую серию за любые деньги. В начале 90-х тема аварии была у всех на слуху, — продолжает художник Валерий Бобков.— Европа, Австралия, даже Аляска — где только не побывали 127 моих работ. От личных гонораров я отказывался. Но просил, чтобы на вырученные деньги отправляли лечиться за границу облученных в Чернобыле детей...

В 94-м Бобков вместе со своей выставкой по приглашению посла России попал в Италию. Пользуясь предоставленной возможностью, выехал с красками и холстом к Везувию. Тому самому вулкану, что почти две тысячи лет назад погубил Помпеи. «Мне показалось, что это будет символично. Помпеи — своеобразный итальянский Чернобыль. Месть природы за самонадеянность человека».

Неожиданно на виллу, где жил Бобков, нагрянул с визитом важный кардинал. «Одному большому человеку понравился Везувий, который вы написали, он сказал, это сердце Италии, и просил доставить вас к нему». То был папа римский Иоанн Павел II. При личной встрече в подарок от понтифика художнику вынесли серебряный крест с бриллиантом на тонкой цепочке. «Но я сказал, что наш крест другой, православный, и у меня он на шее имеется, а вот цепочку возьму. Почему бы нет?» — вспоминает мастер. Одна из его картин, посвященных как раз гибели Помпей, «У подножия вулкана Везувий», осталась в музее Сикстинской капеллы. 

— Я никогда не жалел о том, что в моей жизни был Чернобыль, — вспоминает наш герой. — Не жалел и об ожоге сетчатки в результате работы в зоне отчуждения, и о шести операциях на глазах, которые мне пришлось перенести, после чего я практически не мог больше писать. Левый глаз так и не спасли. Правый видит, но плохо. Однако жизнь есть жизнь, и нечего тут унывать. 

За проявленный в Чернобыле и Припяти героизм художник Валерий Константинович Бобков получил два ордена — «За личное мужество» и Дружбы народов. «Но самое главное, что, как я считаю, сделали мои картины, — дали возможность облученным детям выехать на лечение, а их родителям не заплатить за это ни копейки. Мне кажется, только для этого они и были когда-то написаны...»

Тени Хиросимы

Он по ночам, конечно, оживает,
наш город, опустевший на века.
Там наши сны бредут, как облака,
и лунным светом окна зажигают...
                            (Любовь Сирота). 

Так кто же все-таки автор бесчисленных граффити на стенах опустевшей Припяти? И существует ли он вообще? Последняя сказка Чернобыля. Самая загадочная тайна. 

Оказывается, конкретных авторов у рисунков на стене как бы и нет. Однажды целая команда представителей разных граффити-направлений, среди которых были русские, украинцы, белорусы, немцы и даже американцы, выехали в Припять, чтобы сделать международный проект «Тени детей». Рекламы они не хотели, время нахождения в опасном городе было ограничено, и поэтому кажется, будто все рисунки возникли буквально за ночь. 

— Черные тени — память не только о Чернобыле, но и о жертвах ядерной бомбардировки Хиросимы, — убеждены художники. — Есть такая легенда, что, когда в 1945-м в Японии прогремел страшный взрыв, от находившихся в его эпицентре остались лишь тени, впечатанные в стены...

На самом деле так проявился эффект светового излучения: мгновенная ударная волна отбросила людей, но там, где они стояли, сохранились их невыжженные черные силуэты.

Самодельные мастера странных граффити просят не называть имен. Вокруг подобного творчества много споров. Кто-то вообще называет это мародерством и вандализмом, насмешкой над мертвым городом. «Сама Припять — страшный музей под открытым небом, — говорят противники рисунков. — Она и есть настоящий памятник чернобыльской аварии, и не нужно ничего больше придумывать».

Когда-то в Хиросиме эпицентр взрыва пришелся на мост Айой, там остались тени девяти человек. Тени Чернобыля и Припяти — рукотворны. Однако от того не менее жутки. Как предостережение о минувшем.

Оно прошло, но оно осталось — как и те, кто вернулся из Чернобыля, но чьи души навсегда впечатаны в здешние разрушенные стены.