Никита Михалков: «Это величайшее счастье — импровизировать»

Анна ЧУЖКОВА

23.07.2013

Уже по традиции, занятия Летней Киноакадемии Никиты Михалкова начались с мастер-класса руководителя.

Общее дело

Необходимо создать атмосферу съемочной площадки. Она заключается отнюдь не в том, что у режиссера есть стул, на котором написано имя. Главное в художественном кино — актер. Все остальное может быть принесено в жертву, чтобы играть было удобно. Оператор, художник, гример должны присутствовать на репетициях. Это коллективное рождение образа. Поэтому мы хотим, чтобы в наших «чайных» участвовали все. Кто из вас театральный актер? Сами знаете прекрасно — зритель заряжает, дает импульс, помогает импровизировать. Если, конечно, создана правильная атмосфера. У артиста в кино зрителей нет. Но группа, как ни парадоксально звучит, является главным катализатором сосредоточения и энергетики. Это не шаманство и не фигуры речи — чистая правда.

Актер и режиссер

Режиссер обязан помочь актеру, как бы дублируя его эмоционально. Есть, конечно, и такие, которые играют за всех сами. Так покойный Рошаль снимал про Карла Маркса, переживал каждую сцену. А Роом, наоборот, кричал «Мотор!» и закрывал глаза. Когда съемка кончалась, говорил: «Ну как?» Разные бывают режиссеры. Другой утыкается в сценарий: правильно говорят или нет? Но это все не то.

Актер, который существует в атмосфере, питается от съемочной группы. Есть на площадке привычка после дубля аплодировать. В редчайших случаях — заслуженно, в остальных — так же пошло, как на похоронах артиста. Важно иное — актер должен видеть, что держит внимание. Если он живет сценой, то ищет взглядом: «Ну как?» Это естественно.

От внутреннего к внешнему

Актер может обмануть зрителя, но не должен запутать режиссера. Есть профессионалы, которым по силам взять сцену нахрапом. «Пять вечеров». Любшин. Репетируем. Берет с листа — замечательно, класс! Но понимаю, он мастерством создал иллюзию, а сам еще не живет ролью — не прошел процесс. Если на репетиции сразу все ясно — откажись, сделай по-другому. Ты можешь снова прийти к форме, которая найдена в первую секунду, но это будет другой уровень загрузки.

К взлету готов

К чему стремиться? В конце концов, продюсер может сказать: «Хватит! Денег нет». Понимаю, сам продюсер. Но если мы говорим о серьезной работе, взаимопроникновении… Это величайшее счастье — взлетать, импровизировать. Михаил Чехов играл Хлестакова. У него во время спектакля на брюках оторвалась штрипка. И партнерша видит, и зрители. Значит, должна быть реакция. Тогда он закидывает ногу на ногу и смотрит, как болтается штрипка. Затем отрывает ее, подходит к окну, на котором стоит герань, завязывает бантик и садится обратно. Вот как поступает гениальный актер — взлетает. А другой бы жаловался, вышел в антракте: «Дура! Ты чего там пришиваешь!»

Мы обслуживали спектакль в театре Вахтангова, я учился на первом курсе. Там Гриценко играл пьяного. Должен был с большой лестницы свалиться прямо под диван. У него накладные нос, брови, парик, борода. Просто как Андриан Евтихиев — волосатый человек. И вот он спотыкается, падает с лестницы, зал хохочет. Вылезает из-под дивана — нос отклеился и торчит. Пытается поправить. А сцена все набирает, доходит до апогея. И Гриценко понимает, что зритель уже реагирует на грим. Что делает гениальный артист? Продолжает сцену — срывает и нос, и усы, и бороду, и парик… Зал встал: «Вот это режиссура!» Такой взлет не может возникнуть спонтанно. Только как результат огромной, важной, тяжелейшей работы — рождения атмосферы.

Одна семья

Если мы попытаемся создать семью съемочной площадки — это диво, чудо. И я испытывал такое счастье, когда снимали «Утомленных солнцем 2». Что бы ни говорили и ни писали, у меня свой критерий: триста человек восемь лет наслаждались работой друг с другом.

Вот последний день. Сейчас банкет — и ку-ку. Все!

— Погоди, мы хотели сделать крупный план пальца на гашетке.

—?А еще пластинку отдельно снять, которая крутится…

И все тянут, не хотят заканчивать. Не могут покинуть этот придуманный мир.

Вопросы биологии

Основа всего — ремесло. В сегодняшней актерской школе вообще отсутствует культура владения телом. А биологическая память — это важно. Скажем, одна из тончайших находок у Трюффо. Женщина в слезах выскакивает из дома, садится в машину, включает дворники. Жаркий день, а ей кажется, будто идет дождь из-за того что глаза мокрые. Вот это высший пилотаж!

Как передать сильный мороз? Представьте заиндевевший замок. Старший брат говорит мальчику: «А можешь его поцеловать?» И тот влажными губами тянется… Мы знаем, что будет через секунду. Сразу рождается реакция.

Мой прадед, Суриков Василий Иванович, написал «Утро стрелецкой казни». Ни одной капли крови, но известно — через полчаса полетят головы. А вот дети, жены, братья — прощание. И это, на мой взгляд, намного сильнее, нежели замечательная картина великого художника «Иван Грозный и сын его Иван…» Кровь, страх, безумные глаза. Но ожидание в биологической памяти действует сильнее. Это оружие, которое, мне кажется, недостаточно используется в нашей профессии.