Ради этого корреспондент «Культуры» сначала пять часов ехала по зимнику до ближайшей вертолетной площадки, а потом еще два часа тряслась в воздухе до стойбища. В награду за мытарства хозяева прямо у вертолета сделали оленю харакири, чтобы преподнести гостям лучшее угощение — свежую почку с кровью. Съесть это отважился только пилот Дима, у которого дедушка тоже был оленеводом. Остальные гости топтались у чума и ждали, пока на костре сварится мясо. Руководила кулинарией чумработница Галина, у которой «чумовая» должность значится только в трудовой книжке, на самом деле она — любимая жена оленевода Василия Николаева и мать двух его детей. У Николаевых — полторы тысячи оленей, пятьсот из них — колхозные. Кстати, на обед пошел как раз колхозный олень.
— Старый стал, — сказала Галина. — А так хоть мяса поедим.
Оленина на столе здесь бывает нечасто. Обходятся, в основном, заготовленными впрок консервами. Строганина своя — рыбы в здешних реках много, ее намораживают и, когда надо, стругают брусками толщиной в два пальца. Ради гостей Галина достала пачку печенья «Урожайное», припасенного еще года два назад «для особого случая». Мы до кучи высыпали кулек конфет «Мишка на севере».
— Ой! — Галина аж задохнулась от радости. — Мне такие муж привозил семь лет назад из Москвы.
Сама нигде не была. На ней хозяйство: варить, стирать, шить, печь топить, чум ставить. С чумом возится не реже двух раз в неделю, особенно если пастбище плохое и надо спешить за оленями с места на место. Чум у якутов ставит только женщина. Такой обычай. Ловкая женщина свяжет жерди и накинет на них шкуры в несколько слоев буквально за час. А неловких в этих краях просто нет. От обустройства дома не освобождаются даже беременные. Когда-то Галя на седьмом месяце взвалила на себя четыре шкуры и под их тяжестью родила прямо посреди тундры. Василий приехал, а в чуме уже сынок спит.
— Я не испугалась совсем, раньше у нас многие так рожали, — буднично рассказывает Галина. — Обложила мальчика ягелем, завернула получше — и быстрей чум доделывать, печку ставить. Управилась быстро.
Жилище сына, Сергея, — в пяти метрах от родительского, у него уже своя семья. Дочку Марину выдали замуж в другую бригаду, каслает (пасет оленей) в трехстах километрах на восток, видятся редко. Галине и Василию непривычно просторно в своем передвижном доме. Хотя, на чужой взгляд, здесь и развернуться негде. Посреди круглого помещения (не больше 15 кв. м) стоит печка-буржуйка с горой дров. Вдоль стенок в несколько слоев оленьи шкуры и одеяла. Это и постель, и верхняя одежда. Продукты хранят на улице — в нартах. Единственная «домашняя» мебель — таз и умывальник на палке. У Николаевых есть благоустроенное жилье в поселке, бывают там редко.
— Не тянет, — поделилась Галина. — Спать на кровати не могу, шкур настелишь, а все равно — не чум.
Там хоть туалет теплый, а здесь-то куда ходить?
— Под ветер, — смущается она. — Если мужчины на улице, так и терпишь до темноты. За чум нельзя.
За чумом находятся священные нарты. Мужья просят у богов удачи в делах и сытых пастбищ для оленей. Женщина не имеет права ни подходить, ни подглядывать.
— Галя, ну неужели совсем-совсем не скучно? Ведь каждый день одно и то же и никаких женских радостей.
— Есть радость, вот халат новый, байковый, — показывает она край подола из-под шубы. — Василий купил. Украшения есть из бисера, сама плету.
— Она лучшая мастерица, — из своего угла говорит чуткий на ухо муж. — Будь по-другому, я бы на ней и не женился.
Смущенная Галя спряталась в подушку — муж еще ни разу не признавался ей в любви на людях. Якуты очень сдержаны в чувствах — нежности или объятия не приняты. Василий за всю жизнь поцеловал жену два раза — перед свадьбой и когда родила сына в тундре. Зато и голоса ни разу не повысил, не замахнулся.
Старшие сокрушаются, что у молодых, особенно у тех, кто учился в городе, нравы уже другие: переглядываются, смеются при родителях. Девушки все чаще пользуются косметикой, но Галина, например, не заметила, что это им на пользу — от кремов и помады лицо в тундре обветривается и становится жестким, как наждачка. А у Гали в 56 лет — ни одной морщинки. Руки мажет оленьим жиром, умывается оленьим молоком.
Так поступает и Ольга — молодая жена Сергея Николаева, которая, правда, рожала в Якутске, но скоро вернулась с грудничком в тундру.
Между прочим, до свадьбы своего суженого девушка знать не знала, Серегу высмотрел ей отец.
— У нас принято слушать старших, — объясняет Ольга. — Это важно: как ветка питается от корня, так и детям передается родительская мудрость.
Свадебных застолий у молодоженов, как правило, не бывает. Просто если девушка ставит чум, а парень перетаскивает нарты поближе, все догадываются, что в тундре образовалась новая семья. Развод — чрезвычайное происшествие раз в сто лет. Тундра — не то место, где можно выжить в одиночку или изводить время на ссоры.
Об этом не любят говорить. Вот об оленях — пожалуйста.
— Олень для нас священное животное, — важничает Василий Николаев. — Это наша еда, одежда, транспорт, жилье, наша сберкнижка и пенсия в старости.
«Газпром», поневоле ставший в Якутии стратегическим партнером оленеводов, помогает им топливом и продуктами. Предлагали даже по спутниковой тарелке в каждый чум. Оленеводы отказались.
— Каждому свое, — мудро говорит Василий. — Тундра нам милее.