«Выкрасть» Москву и, шире, Россию Римас Туминас задумал еще в студенческие годы, в гитисовскую пору. «Присвоить» себе ее театры, музеи, ее людей — от институтских педагогов до актеров и режиссеров, писателей-классиков и современных драматургов. Все это надо было увезти с собой, перемешать, перелопатить, синтезировать с иным миропорядком, трансформировать во что-то неведомое и однажды обязательно возвратить назад.

Вряд ли в молодые годы Туминас думал, что станет одним из лидеров российского театрального процесса, возглавит столичный театр с традициями, который станет задавать тон.

Хотя лидером этот режиссер стал довольно рано. Можно было пойти традиционным путем, осесть в каком-либо из литовских театров и ждать своей очереди на постановки. Туминас, однако, почти сразу затеял свое дело — экспериментальное, отчасти лабораторное.

Вильнюсский Малый театр был создан на молодом энтузиазме и очень скоро стал величиной значимой, причем не только для Литвы, но и для широкого театрального мира.

Казалось бы, жизнь удалась. А Туминас вдруг произнес парадоксальное: «Я начал пугаться, потому что понял, что построил себе маленькую тюрьму». Так бывает, когда мечта сбывается и возникает вопрос: что дальше?

А дальше была игра судьбы: предложение Михаила Ульянова взять на себя руководство московским Театром имени Вахтангова, а значит, возможность вернуть «украденную» Москву. Туминас вспоминал, что некоторое время пребывал в хрестоматийной русской ситуации витязя на распутье: можно остаться в Вильнюсе, можно уехать в Россию, а можно вообще бросить все и стать хуторянином. Он выбрал дорогу на Москву.

Тому было, конечно, много причин. С опытом пришло ощущение себя в некоем «едином театре». Тот же опыт породил желание двинуться от традиционной литовской метафоричной трагедийности в сторону открытого игрового театра. А где все это реализовать на практике, как не в «игровом» Вахтанговском? Туминаса там уже знали — по гоголевскому «Ревизору» с Сергеем Маковецким и Людмилой Максаковой. Знали и по «Современнику», где до сих пор идет его спектакль «Играем… Шиллера!» с Мариной Нееловой.

Но все равно проблем было предостаточно. Туминаса, конечно, смешно называть «иностранцем», хотя к моменту вступления в должность худрука Вахтанговского театра он им официально являлся. Но прежние его спектакли, пусть и поставленные по русской классике, все равно рождали ощущение России, на которую брошен взгляд со стороны. Не равнодушно сторонний, но подчеркнуто дистанционный. В его спектаклях не было навязчивой жалости к «несчастным» персонажам, но угадывалась ирония, порой переходящая в сарказм. Туминас не испытывал пиетета перед автором, будь он трижды классик. Теперь же ему предстояло и самому погрузиться в архаические русские омуты, попытаться выплыть и ощутить свою слитность с происходящим не только на сцене, но и в жизни.

И ощущения от его спектаклей начали меняться. В современниковском «Горе от ума» мы погрузились в доисторический абсурд русского бытия — с ведьмочками, упырями и оборотнями, с падающей колокольней, оборачивающейся печкой. Это уже была наша общая Россия, не требующая умиления и даже объяснения. Но наша, и все тут. Да и вахтанговская версия «Маскарада» при сохранившейся холодной снежности впустила в себя темперамент русских актеров, словно бы расколдовывавших ледяные человеческие фигуры. Что уж тут говорить о «Дяде Ване», где замечательным образом синтезировались традиции российского и европейского театров, а актер отнюдь не уступал режиссеру по силе личностного высказывания.

Кажется, в новой «тюрьме» Туминас себя пока не ощущает, если опять же понимать под этим словом благостный покой. Великодушно пообещав вахтанговским актерам «нежную» войну, вследствие чего, как он полагал, «актеры сдадутся в плен и почувствуют радость этого пленения», он эту войну неожиданно получил в реальности. С письмами в «высокие инстанции» о замене худрука, не уважающего традиции. Ситуацию пришлось разруливать министру культуры, который оставил Туминаса на его посту. Он же, не держа зла на «заговорщиков», немедленно одарил их главными ролями в новых спектаклях. И конфликт был исчерпан.

«Южный ветер литовского театра», как называют Туминаса на родине (в отличие от Эймунтаса Някрошюса — «ветра северного»), гуляет сегодня по российским просторам, возвращая то тепло, которое мы ему когда-то и подарили.