12.06.2019
«Боль и слава»
Режиссер Педро Альмодовар В ролях: Антонио Бандерас, Пенелопа Крус, Асьер Эчеандиа, Леонардо Сбаралья, Рауль Аревало, Нора Навас, Сесилия Рот, Хулиан Лопес, Хульета Серрано 18+ В прокате с 12 июня |
С первых же сцен картина расслаивается на параллельные сюжетные линии. Основная — рассказ от первого лица о творческих и человеческих муках. Знаменитый в прошлом кинорежиссер Сальвадор Мальо (Антонио Бандерас) пытается наладить контакты с бывшими друзьями и любовниками, употребляет героин, запивая его таблеточными коктейлями «от мигрени, давления, бессонницы, астмы, невыносимых болей в спине» и предается детским воспоминаниям.
Центральное место в грезах занимает мать — крестьянка, вынужденная податься в город. Семья находит пристанище в известняковой пещере (типичное жилище средиземноморской бедноты в 60-е годы) валенсийской Патерны. В этом приюте, ассоциирующемся с земным раем, девятилетний Сальвадор познает первую страсть, определившую его сексуальную ориентацию и трудную судьбу.
Объект вожделения — неграмотный разнорабочий, помогавший брошенной супругом Хасинте (Пенелопа Крус) обустроить жилище, — оказался талантливым художником-самоучкой. Полвека спустя на выставке наивного искусства Сальвадор случайно обнаруживает свой детский портрет: когда-то автор выслал картину ему в подарок, но мать ее выбросила. Этот поступок родительницы представляется важнейшим конфликтом в судьбе рассказчика — ключевым звеном в цепи нескладывавшихся семейных отношений и увлечения однополой любовью.
Сальвадор (точнее, скрывающийся за ним автор) не простил нанесенной обиды. Вопреки своему же обещанию отвезти постаревшую мать (Хульета Серрано) в родную деревню, отправил ее умирать в мадридскую больницу. В чем, очевидно, раскаивается и садится за сценарий фильма — как выясняется, того самого, что смотрим мы.
«Боль и слава» не объясняет, но наглядно демонстрирует механизм скрытого конфликта с покойной. Выбор на роль Пенелопы Крус несет двойную смысловую нагрузку. Маленький Сальвадор видит в маме одинокую королеву, противостоящую ударам судьбы. На деле же, не способная к рефлексии крестьянка гордо замыкается в себе, реагируя на вызовы суматошной городской жизни суггестивными эскападами (какими именно — показано в предыдущих лентах «материнского цикла»). Главное для Хасинты — сохранить контроль над собственной пещерой: она отбраковывает легкомысленных городских мужчин и сосредотачивается на «воспитании» подрастающего сына, которому ничего не способна дать. А лишь только в жизни мальчика обнаруживается «пища для воображения» (роковой портрет), не рассуждая выметает эту «заразу» метлой как источник дьявольского соблазна. Фактически тем самым Хасинта «вычисляет» и символически уничтожает претендента на роль отца — так, будто мстит бывшему супругу или своему родителю. В итоге же обрекает Сальвадора на аналогичное отрицание статуса заботливой матери.
Рассказчик узнает об отвергнутом подарке задним числом, но понимает, что именно этот бессмысленный жест определил его пристальный интерес к красивой жизни и сопутствующим перверсиям, за которые приходится расплачиваться подорванным здоровьем, кромешным одиночеством и творческим бессилием. Отчаянное положение режиссер принимает как искупление вины за киношное мифотворчество, единственной целью которого было бегство от властной матери. Альмодовар осознает, что эта попытка с самого начала была обречена на провал и его холостяцкая квартира (дотошно, вплоть до световых оттенков воссозданная в декорациях студии) является склепом, где он вынужден вечно томиться с тенью угасшей Хасинты.
Однако посреди этой тьмы остается еще шанс на освобождение. Достаточно лишь пересочинить собственное детство — обелить образ умершей, обрести в воспоминаниях новый, доселе потаенный смысл. Этим актом повторного сотворения эпохи счастливого неведения и становится «Боль и слава» — самый печальный фильм бывшего комедиографа.
От прежнего Педро Альмодовара здесь наблюдается лишь ирония, с которой он дважды припоминает миг эмоциональной близости с Хасинтой: ночной вокзал, зал ожидания, одинокая скамья, на которой восседает скорбная мать, решившаяся порвать с деревенской жизнью. На ее руках прикорнул малыш. Композиция напоминает микеланджеловскую «Пьету». В первом случае — пронизанную ощущением светлой надежды, во втором — смахивающую на скульптурное надгробие.