Марина АЛЕКСАНДРОВА

16.05.2019

В ограниченном прокате показали ленту Алексея Федорченко — «Война Анны».

Если ты умер, то тебе нечего хотеть и нечего бояться. Ходячие мертвецы в «ужастиках», столь многочисленных, что их трудно отличить друг от друга, могут быть очень целеустремленными и голодными, но это всего лишь противоестественно искаженные инстинкты. Смерть уже случилась, все дальнейшее — просто грустное и некрасивое недоразумение.

А вот если ты выкопался из могилы живым, выкрутился из земли, как голый червячок, продрался сквозь переплетение холодных рук и ног и обнаружил, что самый дорогой тебе человек превратился всего лишь в тело — даже меньше, в недозасыпанную землей ногу и клочок одежды, которые ты можешь лишь обхватить и беззвучно плакать, сжавшись плотно-плотно, словно эмбрион, которому приходится болезненно рождаться второй раз, — это совсем-совсем другая история.  

Взрослый, оказавшийся вдруг в абсолютной звенящей пустоте, может захотеть умереть. Большинство детей так не умеют. Все же детские самоубийства — они чаще всего от наивного недопонимания правил игры. «Вот я умру, а они будут плакать и просить прощения, но будет поздно, а я буду на все это смотреть и смеяться». Когда ты знаешь, что плакать о тебе некому, а те, кто убил твоих родных, не умеют просить прощения, ты живешь. Живешь с диким упорством тополевого ростка, пробившегося сквозь асфальт, или притаившегося в углу паучка. Просто больше не произносишь ни слова.

И все же тебе страшно, потому что ты очень хочешь выжить. Ты понимаешь, что выжить очень важно, потому что только так ты можешь плюнуть в лицо палачам. Это будет твоя война и твоя победа, очень маленькая, но при этом реальная. Эта война не имеет ничего общего с той борьбой за выживание, которую воспевают социал-дарвинисты — в том числе и те, кто пришел на твою землю в поисках «жизненного пространства», убивая, грабя, приговаривая людей к смерти целыми народами. Тебе нужно выжить так, чтобы это стало не только торжеством жизни над смертью, но и человека над зверем.

Лента Алексея Федорченко «Война Анны» удостоился двух очень разных и очень престижных кинопремий — «Ника» и «Золотой орел». При том, что этот фильм очень камерный, практически артхаусный, что совершенно нетипично для лауреатов «Золотого орла». Можно, конечно, списать все на «беспроигрышную» тему Холокоста, но в нашей стране она не так уж и востребована, слишком сильна здравая традиция не разделять единое горе на отдельные национальные трагедии. К тому же «Война Анны» — не про Холокост. Конечно, главная героиня — скорее всего, еврейка, но это вовсе не главное. Главное — ее воля к жизни, ее безмолвный и незаметный героизм, ее собственная, никому не видимая война с чудовищным Злом. Анна — дитя человеческое, все остальное осталось там, в расстрельном рву. Маленькая актриса Марта Козлова великолепно играет именно это.

Может показаться удивительным, но фильм, обличающий чудовищные преступления против человечности, почти полностью обходится без ужасов и сцен жестокости. В самом начале мы слышим крики, очереди и переговоры карателей из бандеровской зондеркоманды, но экран остается серым, можно даже подумать, что это какая-то неполадка. Но даже когда камера «открывает глаза» и начинает медленно скользить над полузасыпанными телами, то проступающие из-земли части тел не вызывают ужаса. Они даже красивы странной болезненной красотой, потому что уже принадлежат не человеческому миру, а природе; ветер, шевелящий и перекатывающий сухие травинки, не колеблет их только потому, что они слишком тяжелы.

И позже мы лишь один раз видим в кадре то, что могли бы ожидать в фильме про оккупацию, — зверское избиение арестованного. Но и эта сцена фрагментарна, и смотрим мы на нее отстраненно. Это всего лишь одно из случайных грубых вторжений в безмолвный мир Анны — такое же, как некрасивая, между делом, какая-то собачья, «любовь» двух взрослых людей возле ее убежища. Даже единственный страшный момент, который, наконец, пробивает броню, сковавшую душу Анны, — гибель кошки в зубах овчарки — мы опять только слышим. Как позже и визг этой самой овчарки, погибающей от крысиного яда. Зримой, графичной жестокости в фильме нет — есть другое, что пугает и потрясает, — противоестественная обыденность происходящего, превращение бытия в свою противоположность, земной жизни во что-то вроде потустороннего мира, лимба для неприкаянных душ.

Есть такой хороший фильм Алехандро Аменабара — «Другие», о двух семействах, призрачном и живом, — обитающих в одном доме. В конце фильма весь расклад переворачивается, как песочные часы. Те, кто боялся привидений, оказываются неупокоенными душами, а пугающие их «призраки» — обычными людьми. В «Войне Анны» мы видим похожую зеркальность (недаром Анна и прячется позади зеркала, стоящего на камине). Анна с ее бледным неподвижным личиком, выходящая блуждать по ночам, вполне может сойти за маленькое привидение. Но призраками нам кажутся дневные обитатели немецкой комендатуры. Самое главное — они ими и являются. Все эти секретарши, отдающиеся полицаям и немцам за еду и сережки, полицаи и немцы с их монструозными попытками весело отмечать Рождество, охранники и их псы… Самым живым из всех «призраков» выглядит лишь молодой подпольщик, пытавшийся спрятать в камине бомбу, но и он отчасти расчеловечен войной, потому что лишь через несколько мгновений соображает, что едва не ушел, оставив в руках ребенка тикающую смерть.

Как утверждает Алексей Федорченко, историю Анны ему рассказали как реальную, хотя он и не может поручиться за ее подлинность, да это и неважно. В самом деле, некоторые моменты фильма могут показаться не очень правдоподобными. Все же маленькие дети — это не специалисты по выживанию и не ниндзя. Анна слишком сообразительна, на грани гениальности, и неестественно хладнокровна, хотя при этом отнюдь не лишена эмоций и очень трогательна. Когда девочка разводит в печурке огонь, чтобы поджарить хитроумно пойманного голубя, невольно думаешь о дыме из трубы и его запахе, и о дежурящих круглые сутки охранниках. Но в следующий момент понимаешь, что правдоподобие тут принесено в жертву куда более важной вещи, — Анна, даже движимая голодом, не превращается в зверька, она не хочет есть сырое мясо.

И уже не пытаешься «искать блох» в сюжете, воспринимая историю как притчу о непобедимости человечности. О том, что в конечном счете нацизм одолели не столько самолеты и танки, сколько несломленный человеческий дух и вера в конечную победу добра. Когда в финале Анна совершает наивный магический ритуал, втыкая десятки флажков в территорию Германии на карте, почти веришь, что война была выиграна именно усилиями маленькой девочки, которая не совершила ничего, что принято считать подвигом: не подкладывала мины, не подносила патроны, не передавала записки для партизан. Она просто выжила и осталась человеком — как миллионы детей в той страшной войне и в других войнах, поменьше, словно воспаленные язвы, покрывшие лицо нашей больной планеты. Как дети Донбасса, например, — ведь это же где-то там, по соседству с местами, где происходит действие фильма. Дети, которым современный нацист злорадно прочил подвалы вместо школьных классов. Но и темный подвал может быть школой жизни, а школьный класс может стать пристанищем смерти, если в нем учат лжи. Все в мире изменчиво и подвижно, с одной стороны зеркала можно легко попасть на другую. И только добро и зло вечны и в предельных своих основаниях однозначны, как ни пытайся кто-то менять их местами.