Дарья ЕФРЕМОВА

24.11.2015

«Райские кущи» — не только экранизация пьесы Александра Вампилова, но и ремейк фильма «Отпуск в сентябре» Виталия Мельникова с Олегом Далем в главной роли. «Прошлое нас настойчиво догоняет», — заявил представлявший картину режиссер. Зал приготовился ловить рифмы. 

Летний вечер. Зилов (Евгений Цыганов) и Галина (Чулпан Хаматова) целуются на лавочке. Брызги шампанского, всполохи фонтана: пара с шестилетним стажем (всякое бывало, но теперь начинается другая жизнь) переезжает в новый дом. Хоромы в элитном коттеджном поселке «Райские кущи» брутальный сисадмин «насосал высокими моральными принципами». По крайней мере, именно так объясняет свою удачу Виктор.

«Пенсионер по инвалидности души», «стихийный борец с рутиной», Печорин конца шестидесятых, а по выражению критиков тех лет, «зеркало, отражающее судьбу поколения» в фильме Александра Прошкина превращается в героя сегодняшнего дня. Ироничный, небрежный, откровенный до неловкости (неловко, понятное дело, другим) новый Зилов, скорее, нарциссичен, чем циничен: верит, что общепринятых правил для него не существует. 

Беспокойность натуры вкупе с фоновым чувством вседозволенности вовлекают Виктора в трагифарс, где в спешке, по дороге с работы, между большой и маленькой ложью теряются смыслы, уходят близкие, отворачиваются друзья. Двуличный, скоропалительный, раблезианский мир большого города к нигилизму вроде как располагает, персонаж Цыганова поставлен в более жесткие условия, чем сыгранный Далем «предшественник». Вместо полусонного ЦБТИ с обаятельным, добрейшим начальником Кушаком в блистательном исполнении Евгения Леонова — новомодный, обслуживающий интересы сильных мира сего портал «Социальные инициативы» и стерва-шефиня, забавляющаяся демократией (Алена Яковлева). Увольняемых выпроваживают под аплодисменты, экзекуции снимают на айпад, выспренные речи про добро сменяются довольно циничным: «К юбилею инвестора чтоб градус благотворительности зашкаливал! Чтоб детишки не просто слепыми, а на инвалидных колясках, резонанс чтоб, инфоповоды во все концы!»

Вообще, действие в «Райских кущах» помещено настолько в другой хронотоп, что сравнение с вампиловской пьесой и созвучной ей мельниковской экранизацией 79-го года кажется каким-то неуместным. Вместо долгих эмоционально насыщенных сцен (к примеру, размолвки Зилова и Галиной, там, где герой Даля, вернувшись после очередного загула, нарочито фальшиво, скрипучим голосом пытает жену, требуя вспомнить в деталях их первое свидание: «Надеюсь, ты его не забыла? Для меня тот вечер — святая вещь. Праздник».) — быстрая «молодежная» разборка: крепкое словцо, затрещина, хлопнувшая дверь. Вместо шумного, набирающего обороты праздника с тостами, подарками и «цыганочкой» — натянутые посиделки с коллегами, где сначала говорят о квартирах-дачах-гаджетах, потом напиваются. Тот факт, что на новоселье заявилась любовница, никого не смущает: пришла-ушла-пока-пока. Мир крутится вокруг не лишенного барственности героя, «лишний человек» — бог для своего окружения. Все мыслят и существуют лишь в связке с ним. Его партитура неразрывна, но такова ли она в пьесе, вымарываемой цензорами из всех сборников и журналов, и в оригинальном фильме, пролежавшем почти десятилетие «на полке»? Не совсем. 

Страдающего, противоречивого, порой неприятно истеричного Зилова — и это точно схвачено Олегом Далем — невозможно представить в люксовом интерьере. Он заперт в клетке — квартире в одинокой типовой новостройке на фоне развороченной земли, грязи и дождя. Спивающийся и издерганный, он все же верит, что свобода где-то рядом, достаточно руку протянуть. И его свобода не бунтарского ницшеанского измерения. Пустой, рафинированный в пьесе, в трактовке Даля герой — хулиганистый лесной дух, шекспировский Калибан, прикидывающийся Печориным, но не способный встать в полный рост — отсюда шутовские ужимки, сутулость, пролетарская кепочка. Ерничающий, обесценивающий все и вся (а вампиловскому Зилову действительно не важны ни любящие его женщины, ни друзья), он думает, будто партия не окончена: считает деньки до отпуска, чтобы отправиться на утиную охоту. Однако долгожданное утро испорчено вчерашним скандалом в ресторане и похмельем. Партия сыграна: мальчик (критики видели в этом образ нерожденного сына, по сюжету Галина сделала аборт) приносит Зилову похоронный венок — Саяпин и Кузаков, друзья, которых наш герой жестоко обхамил накануне, решились на злой розыгрыш. Трясущимися руками Виктор набирает номер официанта Димы, проводника в мир уток и стрельбы: «Да, хочу на охоту… Да, сейчас выхожу». Выходит — в никуда. Занавес. Титры.

Но «Райские кущи» на этом не заканчиваются: серый от интоксикации, со свежим фингалом «король» добирается до озера, стреляет, изуродованная птица шмякается в воду... Вскоре тонет и сам Зилов. Чудовищный «данс макабр», странный, учитывая обстоятельства гибели самого писателя, предваряется явлением бомжеватого вида «халдея» с венком — эдакий привет с того света. Возможен ли такой финал у Вампилова? Немыслим. Не случайно во всех своих пьесах драматург, сохраняя верность русской реалистической школе, соблюдает единство времени, места, действия. Его герои могут мечтать, но их желаниям не суждено осуществиться — как у Чехова, как у Островского. Зилов на охоте — это как если бы Заречная осталась с Тригориным, Раневская вернулась в вишневый сад, а дядя Ваня стал Шопенгауэром.