Мамедов установил негласное правило: кто снимет его самого на пленку и покажет в эфире, будет уволен. Запрет не нарушался ни разу. Поэтому в архивах нет ни одного видео с изображением Энвера Назимовича. Интервью Мамедов тоже давал и дает крайне редко.

Между тем именно его волей начались прямые трансляции спортивных матчей, показ в эфире спектаклей Таганки, передачи о сокровищах Пушкинского, Третьяковки, Эрмитажа. При нем телевидение стало цветным. Под его руководством появились и пережили звездное время программы «Очевидное — невероятное», «Кабачок 13 стульев», «Вокруг смеха», «Что? Где? Когда?». Однако даже коллеги Мамедова до недавнего времени совсем мало знали о его прошлом — дипломата, разведчика, сыгравшего немалую роль в ходе Нюрнбергского процесса.

Мы встречаемся в санатории «Загорские дали». Мамедов при параде: строгий темный костюм, на лацкане пиджака орден. Своим знаменитым широким шагом и по-прежнему безупречной осанкой заставляет вспомнить рассказы его коллег о том, что в молодости он похож был на Штирлица в исполнении Вячеслава Тихонова. И, может быть, поэтому именно благодаря его усилиям «Семнадцать мгновений весны» прошли по широкому экрану. А ведь хотели запретить — мол, нельзя немцев такими умными показывать.

С чего начать разговор с человеком, у которого каждая страница жизни — готовый сценарий для детективного романа?..

Мамедов: Война пусть Вас не интересует. Об этом я уже много говорил.

культура: Хорошо, давайте начнем с послевоенного времени. С Нюрнбергского процесса.

Мамедов: Эта история была предана гласности в книге секретаря советской части военного трибунала в Нюрнберге Аркадия Полторака. Он рассказал, что я помог тайно доставить пленного фельдмаршала Паулюса в советскую зону оккупированной Германии. Сам процесс проходил в Нюрнберге, в американской зоне, а граница между ними охранялась примерно так, как границы государств в мирное время: всюду стояли посты, и надо было пройти незаметно. И тут понадобились мои скромные познания в этой области, потому что до этого два года я был в действующей армии, где занимался вопросами, в том числе связанными с военной разведкой. И кроме английского, знал немецкий — на всякий случай, французский и итальянский. Поэтому, когда мы приехали из советской зоны с Паулюсом, мы беспрепятственно проехали в американскую зону. Но мне пришлось употребить некоторые хитрости, о которых я не могу говорить даже сейчас, потому что не исключаю, что они могут кое-кому пригодиться и в будущем.

культура: Что Вас по-человечески больше всего потрясло на этом процессе?

Мамедов: Чувство справедливого возмездия. Наконец-то мир увидел подлинное лицо нацизма — в полной его мерзкой сущности. Когда перед судом предстали эти преступники, кое у кого, в том числе у немцев, были сомнения: действительно ли совершались по их приказу страшные безумные преступления против мирного населения, а не только велись действия против вооруженных сил союзников, прежде всего — Красной армии? А я был тем более преисполнен отчаянной яростью, потому что мне пришлось видеть следы нацистской опустошительной войны, призванной уничтожить не только Советский Союз, но и завоевать Европу, а если повезет, то и весь мир. Ведь нацистские ученые так близко подошли к секрету ядерного оружия.

Я смотрел в эти лица без всяких признаков дегенеративных изменений… Они казались обычными людьми. Но когда вспоминал о страшных преступлениях, которые совершались по их приказу, а иногда и при прямом участии, я ощущал, что представляю, как и вся советская часть Нюрнбергского трибунала, не только живых, но и всех невинно погибших.

культура: Как подсудимые вели себя на процессе?

Мамедов: В начале довольно бесстрастно. Но по мере того, как развертывалась ужасная картина того кровавого следа, который оставили они, того запаха трупного, который сопровождал всегда концлагеря, где погибали миллионы людей… Они делали вид, что непричастны, что во всем виноваты Гитлер, Гимлер и отчасти Геббельс. Все старались преуменьшить свою роль. Помогло трибуналу то, что преступников часто изобличали документы, захваченные нашими героическими войсками на территории, освобожденной союзниками.

культура: Вы когда-нибудь писали об увиденном и пережитом в Нюрнберге?

Мамедов: Хотите спросить, пишу ли я мемуары? Нет. Возможно, я передумаю за оставшиеся в моей власти несколько лет, но, думаю, я не передумаю…

культура: Как получилось, что карьерный дипломат посвятил себя работе на ТВ?

Мамедов: В душе был и всегда остаюсь журналистом. Лучшие мои годы — когда я был политобозревателем, писавшим статьи под своей фамилией и работал в АПН, был в числе тех, кто создавал Агентство. Я и сейчас там работаю — советником — уже в «РИА Новостях». Я, еще когда работал в Наркомате иностранных дел, где не поощрялось сочинение статей, писал в разные газеты и журналы под псевдонимом. Про международную политику и отношения Советского Союза с другими государствами. И сейчас я больше всего занимаюсь международной политикой. Но после того, как встала в ряд мировых держав обновленная Россия, я также пристально слежу и внимательно анализирую все, что происходит внутри моей родины.

культура: Есть период в жизни, к которому Вы возвращаетесь чаще других?

Мамедов: Работа среди людей, влюбленных в телевидение. Я отдал телевидению, на мой взгляд, все, что мог: прежде всего — безграничное уважение к телезрителю. И вспоминаю эти годы как прекрасные.

культура: С председателем Гостелерадио Сергеем Лапиным тяжело было работать?

Мамедов: Очень хорошо было работать. Он целиком предоставил телевидение мне. Даже в решении Политбюро против моей фамилии о назначении первым заместителем председателя Гостелерадио в скобках было написано: ТВ.?Так исполнилась моя мечта.

культура: А почему Вы, фактически возглавив ТВ, так сторонились телекамеры?

Мамедов: Ну, не знаю, из этических соображений. Как быть руководителем и участвовать в создании того, чем ты руководишь?

культура: Многие прочат смерть ТВ на фоне развития интернета…

Мамедов: Нет, конечно! Каждый находит свою нишу. Другое дело, что из-за отсутствия должного подхода к воспитанию в семье и школе, интернет сегодня часто выдвигается как главный источник информации. Но телевидение, на мой взгляд, по-прежнему сохраняет ведущую роль. Просто оно еще не раскрыло до конца свои потенциальные возможности. Я думаю, оно будет дальше развиваться, одновременно с тем, как развивается в позитивном плане страна.

культура: Многие коллеги отзываются о Вас как об очень демократичном руководителе. Где вы учились демократии?

Мамедов: В армии. Это упрощенный ответ, конечно. Жизнь учила. Я прошел хорошую школу в Министерстве иностранных дел, я работал не только в посольстве в Италии, но и США. У меня были хорошие учителя — послы замечательные. Центральный аппарат МИДа всегда был заполнен знающими, мудрыми и опытными людьми. Несмотря на их относительно молодой возраст. Я сам стал дипломатом, когда мне исполнилось двадцать лет. Это был первый случай в истории советской дипломатии — за плечами у меня не было ни высшего образования, ни высшей дипломатической школы. Диплом я получил позже — экстерном, в Институте иностранных языков.

культура: Что больше всего помнится из жизни в Италии и США?

Мамедов: В Италии я был молод. Поэтому этот период жизни кажется мне очень хорошим. Хотя шла война…

культура: А правда, что именно к Вам в гости приезжали дети президента Кеннеди?

Мамедов: Да, это правда. Наше знакомство относится к периоду, когда я был главным редактором журнала «USSR», и одновременно — советником посланника нашего посольства в Вашингтоне. Четыре года я там был и за это время познакомился с членами семьи, в особенности с братом президента, очень внимательно относившимся к Советскому Союзу. Как я мог равнодушно относиться к детям президента и его близким?

культура: А потом они приехали к Вам в СССР?

Мамедов: Ко мне обратились с просьбой принять их. Я сказал: в любое время, в любом месте. Встретились мы в помещении Гостелерадио. Их очень интересовало, как я относился к покойному уже тогда президенту. И их потрясло, что в Советском Союзе так много знают о США, в отличие от США, где так мало знают об СССР, а ныне о России. Должен сказать, что никто из детей Кеннеди не унаследовал ум и обаяние покойного президента. Они очень доброжелательно были приняты нашим обществом. У нас о Кеннеди сохранились только положительные воспоминания, несмотря на противостояние по поводу размещения советских ракет на Кубе.

культура: Вы всегда разделяли идеологию времени, в которое Вам довелось работать? Или у Вас было свое особое мнение?

Мамедов: Видите ли, я совершал то, что думал. Если я считал несправедливыми репрессии 30?х годов в отношении населения и особенно — раскулачивание крестьян, я об этом старался сказать — в передачах телевидения. А так как я фактически руководил всем ЦТ, это можно было сделать разными путями. Иногда мне попадало, а иногда я оказывался настолько прав, что мои недоброжелатели делали скидку, что у меня особый взгляд.

культура: Недоброжелателей много было?

Мамедов: В основном — в официальных кругах.

культура: Известно, что благодаря Вашему протекторату вышли на экраны многие сегодня уже культовые ленты. Почему Вы Штирлица защищали? Не потому ли, что Ваши судьбы чем-то похожи?

Мамедов: Из-за книги Юлиана Семенова. Великолепная книга. Которую довольно точно передала талантливая Татьяна Лиознова.

культура: Как Вам удавалось обходить цензуру и запреты?

Мамедов: Очень просто. Я давал разрешение на съемку, а потом показывал. А если очень придирались, говорил: это стояло в планах, открытых для всех, тем более — для самых высокопоставленных чиновников. Мы же не с неба решили снимать «Иронию судьбы». Пришел ко мне Рязанов, попросил, сказал, что Госкино его отвергло. Забыл, правда, упомянуть, что и в ЦК отрицательно относятся…

культура: И как же?

Мамедов: Когда мы в первый раз показали «Иронию судьбы», на следующий день меня пригласили в самые неприятные места, где мне читали нотации по поводу того, что в разгар антиалкогольной пропаганды я показываю заурядных пьянчужек. Но когда пошли отзывы на картину, все замолчали.

культура: Кроме Штирлица и «Иронии судьбы» приходилось еще какие-то картины спасать?

Мамедов: «Вечный зов». Там мы показали незаконные бесчеловечные аресты.

культура: С позиций сегодняшнего дня Вы иначе видите советскую эпоху?

Мамедов: Конечно. Стали известны факты, которые раньше были недоступны. Я узнаю новое с каждым днем. Наверное, во мне всегда жив неистребимый интерес к тому, что происходит — в нашей стране и в мире. Я не теряю связей с действительностью и иногда стараюсь заглянуть в будущее…

культура: В будущее России?

Мамедов: Будущее России — для меня на первом месте.

культура: И каким оно Вам видится?

Мамедов: Несмотря на все испытания, Россия была, есть и будет великой страной великого народа. Я доволен тем, как сейчас развиваются события, потому что они отвечают моим глубоким чаяниям. У России превосходное будущее, и люди должны жить в ожидании улучшения своей жизни после долгих испытаний.