Екатерина Мечетина: «К ленивым вдохновение не приходит»

Елена ФЕДОРЕНКО

27.12.2012

Екатерина Мечетина — пианистка-победительница многих престижных конкурсов — все начинала с опережением: вышла на сцену с сольным выступлением еще дошкольницей, сыграла с симфоническим оркестром в десятилетнем возрасте, рано начала преподавать. Еще она на редкость красива и обаятельна, что сцена подчеркивает. За мастерство музыкального перевоплощения ее любят слушатели. Она их тоже любит: дает по 70 концертов в год в разных уголках России и мира, играет сложные и насыщенные программы классической и современной музыки. Давно получила негласный титул одной из самых интересных исполнительниц произведений Родиона Щедрина.

6 января, в Рождественский сочельник, Екатерина Мечетина выйдет с сольным концертом на сцену Большого зала консерватории.

культура: Для концертов в Большом зале музыканты отбирают программу с особым пристрастием. Что сыграете?

Мечетина: Для меня этот вечер — огромное событие: первый сольный концерт в Большом зале консерватории. В других залах сольные программы играю регулярно. Моя предыдущая сольная программа — из русской музыки: Чайковский, Рахманинов, Мусоргский. На этот раз составила вечер из западной: 32 вариации Бетховена, 24 прелюдии Шопена и соната Листа, которая для меня абсолютная новость, еще с пылу, с жару. Бетховена и Шопена играю давно.

культура: Сразу вспомнила шопеновскую «Балладу» в постановке Владимира Васильева. Он назвал этот номер па-де-труа: Вы у рояля, он — мастер и поэт, и совсем юная девушка — рассказывают историю о промелькнувших годах, надеждах и разочарованиях. Зрители назвали «Балладу» реквиемом Екатерине Максимовой, хотя посвящения нет.

Мечетина: У меня на репетициях комок к горлу подкатывал. Васильев в своем нынешнем возрасте и статусе мэтра погружается в воспоминания о юности, о Кате — своей Музе. Минувшее с его мечтами и ускользнувшей реальностью переплетается с днем сегодняшним. Получается встреча поколений: молодая балерина Даша Хохлова на руках у легендарного танцовщика, которого тревожит безвозвратно потерянное. Много смыслов.

культура: Как родилась «Баллада»?

Мечетина: Абсолютная случайность. Фонд «Триумф» ежегодно проводит концерты лауреатов разных лет в Доме литераторов — в форме сборного гала в лучших российских, даже советских традициях. Пару лет назад решила сыграть «Балладу». Перед выступлением разыгрываюсь в кулисах, а на сцене Васильев собирается репетировать со своей ученицей. Вдруг вижу, что Владимир Викторович замер и внимательно слушает. Подходит: «У меня родилась идея номера, уже представляю хореографию. Найдете время пофантазировать со мной?» Пофантазировать — значит играть для него. У Васильева сразу, просто — на моих глазах, возникают целые миры, он начинает двигаться, и он уже не здесь, не с нами. Этот процесс — уникальный, его невозможно постичь. «Баллада» сложилась за несколько репетиций.

культура: Наивно спрашивать о первых шагах в музыке. Наверняка родители-музыканты, как положено, отвели Вас в музыкальную школу. Но когда Вы поняли, что музыка — это судьба?

Мечетина: Словно родилась с этим. Рояль дома был всегда открыт, я подходила к нему часто, подбирала мелодии, пела, чисто интонировала. Мама — педагог по фортепиано и папа — виолончелист рано распознали, что слух хороший, интерес есть — можно заниматься. Начали целенаправленно играть со мной в музыкальные «угадайки». По их воспоминаниям, к четырем годам я знала около ста мелодий. В Центральную музыкальную школу поступила в шестилетнем возрасте. Когда начинала лениться, родители пугали обычной школой через дорогу: пойдешь туда. До ЦМШ приходилось добираться час, но, тем не менее, перспектива попасть в школу через дорогу казалась крайней степенью падения.

культура: Фортепиано как специальность возникло сразу?

Мечетина: Да, раз уж начали. Лет в одиннадцать появилось огромное желание играть на скрипке. С пианистами такое случается, ведь у них нет занятий на «втором инструменте», как у струнников или духовиков. Попросила маму принести мне скрипочку и стала играть по слуху, папа показал, как держать смычок. Потом сыграла родителям скрипичный концерт Мендельсона, его мы исполняли ансамблем, я аккомпанировала скрипачке. Что-то запомнила, что-то подобрала и не забуду папины круглые глаза: «Не на тот инструмент мы тебя отдали, но уже поздно».

культура: Когда Вам стало понятно, что Вы вундеркинд?

Мечетина: Постфактум, когда выросла. Спасибо взрослым, что меня окружали, за своевременную прививку: успехи не культивировались, я не привыкла считать себя особенной.

культура: Первый серьезный успех помните?

Мечетина: Вкус успеха почувствовала на конкурсе «Премия Моцарта» в Италии. В то время на конкурсы в капиталистические страны советские дети не ездили.

культура: А как же десятилетняя ученица Катя Мечетина туда попала?

Мечетина: Стечение обстоятельств: самый конец 80-х, приоткрываются границы. Мне, правда, с опозданием прислали приглашение на отборочный тур. Родители ответили, что сроки упущены. Итальянцы настаивали — приезжайте без отбора, мы знаем вашу девочку по фильму. Дело в том, что незадолго до конкурса они снимали фильм об учениках ЦМШ, и в картину вошел мой урок.

Мама поехала со мной, это был ее первый выезд за границу. Я-то уже гастролировала. Помню волнение и радость — получила Гран-при и 30 миллионов лир, что равнялось 25 тысячам долларов. Тут началась морока: эти деньги можно потратить исключительно на обучение. Стали думать: ЦМШ — школа бесплатная, поехать в Париж, Нью-Йорк или Лондон даже в голову не пришло. Решили купить рояль — до сих пор я на нем занимаюсь.

культура: Живописцы воспринимают мир через цвет, а Вы, наверное, через звуки? Какие приятны? Что испытывает человек с абсолютным слухом от скрипа ржавой двери, например?

Мечетина: С детства боялась громких звуков. Когда включали пылесос, зажимала уши. Мой детский страх — часы с петухом на фасаде Театра Сергея Образцова. Бабушка повела меня туда, и петушок так ужасно кричал — резким, надтреснутым голосом. Громкие звуки до сих пор вызывают жуткие ощущения: когда приходится садиться в самолет с заведенным двигателем через открытый трап, хочется, как в детстве, зажать уши.

Приятны звуки природы, например, все шумы звенигородских лесов: журчание реки, пение птичек, капли дождя. Такая пасторальная лубочная картинка иногда снится. В юности, когда все ходили с плеерами в ушах, я думала — хорошо бы ко всему, что происходит в жизни, подобрать свой саундтрек. Как в кино — под настроение героя. Предположим, светит солнце — одна музыка, идет снег — иная.

культура: Для пианиста важны отношения с инструментом. Наверное, рояль для Вас — как живой человек?

Мечетина: Нет, я не одушевляю инструмент, даже домашний. А вот на чем играю — важно. И чем дальше, тем важнее. Нас, естественно, учили, что пианист должен моментально приспособиться к любому инструменту. Но ведь к каждому роялю надо привыкать, даже тактильные ощущения разные. На концерт люблю прийти заранее, разыграться, посмотреть, какое будет освещение на сцене: полное или интимный круг света.

культура: Пианист всегда располагается правым ухом к залу. Это влияет на восприятие?

Мечетина: Как Вы догадались задать такой вопрос? Практически никто об этом не думает, но это правда. Мы все правоухие, правосторонние, левое ухо у нас предназначено для оркестра. Я и дома так поставила рояль, чтобы стена — слева, все остальное — справа, пусть свободное пространство и занимает каких-нибудь 2-3 метра. Когда устанавливают рояль обратной стороной к публике (например, при исполнении фортепианных дуэтов), тут же возникает дискомфорт.

культура: В прошлом году вы — ученики Сергея Доренского — устроили своему Мастеру блестящий юбилей в БЗК с музыкальными шутками и экспромтами… Вы действительно одна музыкальная семья?

Мечетина: Денис Мацуев заказал композитору музыку, мы репетировали... Не знаю, как удается Сергею Леонидовичу сплотить нас. У него, простого и открытого человека, много тайн. Вот тайна же — как ему удается из каждого ученика вырастить индивидуальность, непохожую на остальных. Класс Доренского — наше гнездо, мы все крепко сцеплены благодаря профессору, он это поддерживает. Всегда собирает нас вместе на дачные чаепития, домашние праздники – так весело бывает. В его классе хорошо людям доброжелательным, с чувством юмора; зависти и любым подводным течениям дороги нет.

культура: Пианисты ведут себя на сцене по-разному: от чрезмерной аффектации до отрешенности. Вы задумываетесь о позах за роялем?

Мечетина: Я — да. Музыкант на сцене виден насквозь, как на рентгене. Не скроешь настроения, не спрячешь характер. Потому и должно думать обо всем, начиная с того, как выходишь, приветствуешь публику, усаживаешься за инструмент. Супруга Сергея Леонидовича, в прошлом балерина, учила меня кланяться, позже давала свои советы Майя Плисецкая.

культура: Даже самых маститых актеров преследует ужас забыть текст. Вам знаком такой страх?

Мечетина: Конечно, и это неприятная тема. Страх коварен — бороться с ним сложно. Дома никогда не забудешь — сороконожка делает свои шаги неосознанно. А на концерте вдруг донимает мысль о том, куда поставить, например, третий палец, и сразу возникает риск сбоя. Какие-то способы противостоять этому, конечно, есть, но у каждого — свои. Мне надо смотреть не на руки, а перед собой.

культура: Профессия накладывает отпечаток на характер, особенно та, что осваивается с раннего детства. Какие черты выработала в Вас музыка?

Мечетина: Способность моментально собраться. Я не про чемодан, конечно. Если меня просят выручить заболевшего коллегу, могу тут же сконцентрироваться и выйти на сцену. Выносливость — после долгих перелетов не отлеживаться, а сразу идти на репетицию. Вообще я согласна с Чайковским, что вдохновение не приходит к ленивым. Озарение получает тот, кто постоянно работает. Это не значит, что я занимаюсь сутками. Наоборот, считаю, что трех часов в день вполне достаточно, но каждый день — обязательно.

культура: Имеет ли для Вас значение национальность композитора, время, когда он жил? Или достаточно нот?

Мечетина: Конечно, я не игнорирую иные культуры, но с годами все ближе подхожу к русской музыке. Побывав в Ивановке, например, где Рахманинов написал едва ли не 80 процентов своих сочинений, поняла его гораздо глубже.

культура: Больной вопрос для музыкантов — попса. Вы ее терпите?

Мечетина: Отношусь спокойно. Есть множество талантливых сочинений, что составляют золотой фонд популярной музыки. А если слышу вопиюще глупую песню, то перекидываю по интернету своим друзьям-приятелям ссылку как приглашение повеселиться вместе со мной.

культура: Зачем в расцвете исполнительской карьеры начали преподавать?

Мечетина: Однажды мне позвонили из «Новых имен» и попросили заменить опаздывающего педагога — приехать позаниматься с детьми в летней школе в Суздале. На занятия «опаздывал» профессор Александр Мндоянц — он работал на вступительных экзаменах в консерватории. Потом приехал, мы прекрасно пообщались, ведь он меня с детства знает, еще по ЦМШ. Сказал, что у него увеличивается класс и надо бы взять ассистента. Я эту идею быстро подхватила, и с 2009 года я ассистент в консерваторском классе профессора Мндоянца. Мне хорошо в этом статусе.

культура: Когда слушаешь концерты юных дарований, то понимаешь, что для них нет технических преград, но индивидуальностей немного.

Мечетина: Вы ошибаетесь. Меня в гадкоутенковском возрасте упрекали за отсутствие индивидуальности, говорили, что чувствую неглубоко и прочее. Но невозможно маленькой девочке понять, о чем писали взрослые композиторы-мужчины. Именно поэтому детей «натаскивают» на технику, что правильно: позже ее не освоить. Какая индивидуальность, если человек еще не сформировался и ничего не прочувствовал: не влюблялся, не испытал предательства, не пережил потерь? Можно говорить только о врожденном темпераменте. Не надо от ребенка требовать сочинить «Войну и мир», пусть он напишет школьное сочинение.

культура: Выходные как проводите?

Мечетина: Один мой друг, не музыкант, периодически звонит с предложением: давайте на уикенд поедем куда-нибудь за город. Я всегда отвечаю: у нас не бывает выходных. И это правда. Для меня суббота и воскресенье отличаются от иных дней только тем, что на дорогах свободно.

культура: Друзей много?

Мечетина: Нет. Приятелей много. А знакомых — огромное количество, сейчас еще и виртуальных, с которыми обсуждаем разные темы.

культура: Когда на душе тяжело, обращаетесь к музыке?

Мечетина: Да, но не к своей. Вообще, когда на душе плохо — лучше с людьми общаться. Я никогда не сажусь за инструмент просто так, не для работы. У меня слишком серьезное отношение к занятиям. Не ищите отрицательный смысл — работа может приносить огромное удовольствие. Я, кстати, никогда применительно к себе не употребляю слово «творчество». Кажется напыщенным.

культура: А что это — работа, любовь, судьба?

Мечетина: И то, и другое, и третье. Моя жизнь. Я не могу назвать творчеством процесс, когда я что-то учу, отрабатываю, репетирую или приспосабливаюсь к инструменту.

культура: Концерты — разве не творчество?

Мечетина: На сцене случается творчество, но далеко не всегда. Бывают парадоксальные концерты. Концерт вообще — живая пульсирующая кровь. Высшие моменты ощущаешь по тишине, когда замирает дыхание зала. Если в течение вечера возникло хотя бы несколько таких мгновений, значит, концерт прошел не зря.

культура: Если в зале какого-то городка ужасная акустика и такой же инструмент…

Мечетина: … то это не повод туда не приезжать и уж тем более, увидев сложные условия, отменять концерт. Для меня это исключено. Другое дело — когда инструмент неисправен. Сейчас с этим не сталкиваюсь, но в 90-е годы бывало. Например, концерт в воинской части для солдат. Я, второкурсница консерватории, впала в отчаяние — у рояля покрытия клавиш оттопырены и загибаются, как стружка. Офицер успокоил: сейчас ребят позову, они гвоздиками прибьют. Со временем научилась относиться к подобному с юмором.

Случай из прошлого сезона — градообразующее атомное предприятие в Смоленской области, маленький школьный зал человек на двести, на сцене — дореволюционный инструментик, рассыпающийся на глазах, колки выдраны из деки. Опасалась, что развалится. Замечательный получился концерт. Подумала: раз в зале дети, буду меньше играть, а больше с ними разговаривать. Сыграла сюиту из балета «Щелкунчик», поговорили о театре, балете, Чайковском. Конечно, меня никто не тянул за язык — могла сыграть и уйти со сцены, получив свою долю аплодисментов. Но почувствовала в зале голод по общению: в последний раз артисты сюда приезжали двадцать лет назад.

культура: Каковы Ваши обязанности в качестве члена президентского Совета по культуре?

Мечетина: Недавно мы встречались с Владимиром Толстым в рамках межведомственной комиссии по образованию, обсуждали острый вопрос, связанный с реформой детских школ искусств. Подготовлена концепция, и в ней огромное количество плюсов, но есть и минусы. Об этом и говорили. Педагоги рассказывают абсурдные ситуации по аттестации. Педагог по скрипке из Перми рассказала, что аттестация состояла из 50 вопросов, только пять последних относились к музыке, а среди вопросов были такие: с какой стороны надо освещать слесарный станок и с какой — токарный...

Сам Совет — не формальная структура, а широкое поле для консультаций с профессионалами. Я вижу происходящее как заинтересованный человек и изнутри профессии, общаюсь с руководителями учебных заведений, педагогами, учениками: все, что настораживает профессиональное сообщество, аккумулирую в себе. Моя задача — не проходить мимо, не переворачивать страницы газеты или интернета, где говорят о болевых точках, а понять, чем я могу помочь, придумать новые идеи и донести их до руководства. Считаю, что это важно.

культура: Как будете встречать Новый Год?

Мечетина: В рамках здорового образа жизни. Дабы не выпасть из нормального распорядка дня перед концертом. И мне это нравится.

Колокольчики детства

Два колокольчика из тонкого стекла, синий и красный, с ажурными усиками внутри, на концах которых висели маленькие прозрачные капельки... В моем детстве они были главными драгоценностями на новогодней елке. Все остальные игрушки, даже более красивые и вычурные, не котировались. Колокольчики умели звонить — почти неслышно, тоненькими хрустальными голосами. Мы с сестренкой любили подходить и покачивать их, такой ритуал соблюдался из года в год. Почему-то именно эти колокольчики остались символом Нового года, безмятежного и счастливого советского детства.

К сожалению, красный через некоторое время замолчал. Несмотря на все предосторожности, он упал, и усики отвалились. Но синий до сих пор лежит у мамы на полке в целости и сохранности, вместе со всеми нашими детскими елочными украшениями, и по-прежнему радует нежным мелодичным звоном. Послушаешь — и уносишься в те годы, когда 31 декабря вечером мы ложились спать с предвкушением, что утром найдем под елкой желанные подарки...