Звезда Зальцбурга не зажглась в Москве

Александр МАТУСЕВИЧ

16.01.2020

Выступление звезды Зальцбургского фестиваля Асмик Григорян в «Зарядье» вызвало много вопросов.

«Зальцбург уже не тот!» — вздыхают старожилы, за что получают презрительные взгляды модной публики, которая мотыльками слетается на его в мировом масштабе распиаренные акции. В наступившем году самый известный и самый престижный международный музыкальный фестиваль на родине великого Моцарта отмечает свое столетие. 

К внушительному юбилею элитарный форум подходит с безупречным маркетингом: бренд раскручен до небес, «Зальцбург — Мекка меломанов», место, куда любой, стремящийся быть причастным к мировым музыкально-театральным трендам, должен приехать хоть раз в жизни. Самое передовое и актуальное искусство — в Зальцбурге, самые громкие имена — там же. Поэтому в августе мировые СМИ в обязательном порядке оповестят планетарную общественность, в каком платье вышла на сцену Анна Нетребко и какие из верхних нот ей удались особо, а какие не слишком.

Но если с раскруткой у Зальцбурга все в порядке, то с музыкальными достижениями уже давно не все так безоблачно. В долгую и славную эпоху великого дирижера Герберта фон Караяна, возглавлявшего смотр десятилетиями, качеству музицирования здесь уделялось первостепенное внимание, но те времена канули в Лету. Его наследник Жерар Мортье, любитель радикальных экспериментов и эпатажной режиссуры, переориентировал форум на иные ценности, и хотя его эпоха тоже уже давно закончилась, вопросы к музыкальному качеству остались. И если симфонические программы (то, чего Мортье практически не касался) по-прежнему безупречны, то наполнить оперные спектакли адекватным вокалом получается далеко не всегда. Яркое свидетельство тому — концерт сопрано Асмик Григорян в московском зале «Зарядье». 

Певица провозглашена «звездой Зальцбурга», что, безусловно, не рекламный трюк и соответствует действительности, но в том-то и вопрос — какие звезды сегодня зажигает Зальцбург? Очевидно, что к стандартам Караяна вернуться никто не спешит, внешние данные и актерский кураж по-прежнему ценятся выше качеств голоса и музыкальности.

Асмик Григорян хорошо известна в Москве. Дочь знаменитых советских певцов Ирены Милькявичюте и Гегама Григоряна неоднократно выступала в Большом театре, приезжала с гастролями других коллективов и на отдельные проекты, но то все было, что называется, «в прошлой жизни», то бишь, до дебюта в Зальцбурге. В 2017-м она спела там Мари в «Воццеке» Берга, на следующий год — Саломею в одноименной опере Рихарда Штрауса, минувшим летом повторила эту свою работу (за что получила титул «певица года»), а будущим летом ожидается ее выход в «Электре» того же автора.
Реклама работает безотказно. Ее первый сольник в российской столице, состоявшийся минувшей осенью в Московской консерватории, и вчерашний, уже второй реситаль, на этот раз в «Зарядье», были проданы под завязку. Именитый Национальный филармонический оркестр России (худрук Владимир Спиваков) — на сцене; маститый литовский маэстро Гинтарас Ринкявичюс — за пультом; бронзовый лауреат последнего Конкурса Чайковского мариинский тенор Мигран Агаджанян — в качестве подпевающего в дуэтах партнера. Словом, все по высшему классу, и публика, казалось бы, получила полный набор атрибутов престижности, не выезжая в далекий и дорогой Зальцбург.

Однако если убрать праздничный слепящий налет гламура, то можно обнаружить удивительные, хотя и вполне ожидаемые вещи. Еще когда Григорян приезжала в Москву пять-шесть лет назад не слишком известной солисткой Литовского театра оперы и балета для участия в золотомасочном показе «Летучего голландца» Михайловского театра и сделанном театром «Геликон» специально для Дмитрия Хворостовского «Демоне» в Зале Чайковского, невозможно было не отметить ее яркий артистизм и выигрышный экстерьер, равно как и не слишком подходящий голос для лирических героинь Вагнера и Рубинштейна — что для сентиментальной Сенты, что для нежной Тамары. Одно дело — петь музыку ХХ века: для опер Берга и Штрауса, исполненных ею в Зальцбурге, для опусов Корнгольда, Яначека или Прокофьева, которые также уже есть в ее репертуаре, актерская харизматика важнее умения погрузить слушателя в пучину вокального гедонизма. Но в Москве была заявлена совсем другая музыка.

Дворжак, Беллини, Верди и Пуччини — это иная история и иная территория. Тут вокальный театр, краски голоса гораздо важнее актерской подачи. А с этим у Григорян дела обстоят не так уж блестяще. Она не унаследовала солнечного итальянского типа голоса своего знаменитого отца, ее инструмент — звучный и сильный, но достаточно резкий, жесткий, пронзительный, лишенный ласкающих слух обертонов, в нем совсем нет южной неги — а сплошной напор и решительность. Даже для экспрессивных пуччиниевских героинь (в «Зарядье» Григорян спела Лауретту, Манон, Чио-Чио-сан и на бис Мими) необходима тембральная наполненность звука, пение чувственное, попросту красивое, а не только дикие выплески энергии и победное заколачивание верхних нот, что уж говорить о недосягаемой иконе итальянского стиля бельканто беллиниевской Норме или изобилующей тонкими нюансами партии Виолетты Валери? Как умная артистка, Григорян, конечно, пытается что-то делать и тут, что-то искать, но природные кондиции ее голоса дают ей для этих поисков очень мало возможностей. С таким инструментом убедительно можно петь разве что брутальную пуччиниевскую Турандот, но лучше — оставаться на территории постромантической оперы, в крайнем случае — немецкого репертуара. Что, собственно, Зальцбург ей сегодня и предлагает, хотя и для кровожадной Саломеи, и для рефлексирующей Хриcофемиды богатство собственно звука и разнообразие вокальных светотеней вовсе не являются роскошью.

Фото предоставлены пресс-службой концертного зала «Зарядье»