Великий князь

Евгения КРИВИЦКАЯ

15.02.2017

Нынешний оперный сезон проходит «под знаком Вайнберга», причем инициатива родилась отнюдь не в столице. В июле 2016-го в Концертном зале «Мариинский» осуществили премьеру «Идиота», в сентябре в Екатеринбургском театре оперы и балета показали «Пассажирку». Теперь же оба произведения перекочевали на московские сцены.

В январе «Новая опера» представила «Пассажирку», а за «Идиота» взялся Большой. Конечно, ставить апробированные вещи легче, тем более когда они получили международное признание, что для отечественного менталитета — серьезнейший аргумент. Впрочем, Большой театр проводит в эти дни круглые столы и конференцию, посвященные Вайнбергу, куда приглашены искусствоведы со всей страны: возможно, научное осмысление наследия композитора даст импульс для постановки остальных пяти опер.

Что касается «Идиота», то в России его показывали, правда, с большими купюрами, в Камерном театре Бориса Покровского в 1992 году, и благополучно забыли. Возрождение произошло в 2013-м: в Мангейме стараниями дирижера Томаса Зандерлинга осуществили полную версию оперы, и немецкая критика заговорила об открытии еще одного гениального автора. Затем последовала постановка в Ольденбурге, и вновь сочинению сопутствовал успех.

Выдающаяся литературная основа, безусловно, вдохновила Вайнберга на создание равного музыкального текста. Из многофигурного романа Достоевского композитор и его постоянный либреттист Александр Медведев вычленили небольшую группу центральных персонажей: члены семьи генерала Епанчина, к которым после лечения от эпилепсии в Швейцарии приезжает князь Мышкин. По дороге его попутчиками оказываются Парфен Рогожин и отставной чиновник Лебедев, они-то и показывают ему портрет Настасьи Филипповны. Среди второстепенных действующих лиц — Ганя Иволгин и его семья, миллионер Тоцкий.

Композитору важно было передать суть романа, заключающуюся в противопоставлении князя Мышкина — чистого, гармоничного, излучающего восторженное отношение ко всему сущему («Красота спасет мир»), и всех остальных персонажей, раздираемых бурными противоречиями, неудовлетворенных собой и жизнью. Богдану Волкову вполне удался образ титульного героя: в его внешности нет ничего «княжеского» — коричневый бедноватый костюм, узелок в руке, но речи его смущают умы и переворачивают души.

Антитезу возвышенного и низменного режиссер Евгений Арье и сценограф Семен Пастух выразили, создав особое символическое пространство: темные зеркальные стены и подвижная перегородка с дверными проемами, перерезающая сцену. Вместе с героями мы оказываемся то на черной, то на светлой стороне — промежуточных красок, полутонов в этой системе координат нет.

Шикарные исторические костюмы Галины Соловьевой отсылают нас к моде fin de siècle, но цветовая гамма опять-таки однозначно строга. Серые и белые одежды женщин (на их фоне алое платье Настасьи Филипповны одновременно дразнит и притягивает взоры). Черные фраки и красные жилеты у мужчин, за исключением Иволгиных, которым добавлены зеленые тона. Ощутить атмосферу «того времени» помогает и видеопроекция, выдержанная в стилистике немого кино. Черно-белый экран оживает в нужный момент, и на подрагивающей, с дефектами и рябью кинопленке возникают крупные планы Настасьи Филипповны, ключевые слова, и среди них роковые «сто тысяч»... Видеоряд помогает режиссеру реализовать и метафорический финал. Обнявшись, Мышкин и Рогожин проводят ночь в комнате с заколотой Настасьей Филипповной: физически трупа нет, но мы видим кадры с изображением лица, издевательски корчащего рожи и показывающего язык, словно возник призрак Графини из «Пиковой дамы».

В певческом ансамбле первого состава роли распределены идеально. Открытием стал Петр Мигунов: грим преобразил круглолицего блондина в цыганистого чернокудрого купчика — страстного, разгульного, покорно припадающего к ногам своей королевы. Екатерина Морозова, Настасья Филипповна, с легкостью сводит с ума многочисленных воздыхателей, притягивая и генерала Епанчина — фактурного Валерия Гильманова, и Ганю Иволгина — Ивана Максимейко. Ничем не уступает ей харизматичная Юлия Мазурова — Аглая: она не менее обуреваема страстями и до последнего «борется» за счастье быть рядом с князем Мышкиным.

Генеральша Епанчина, посаженная режиссером в инвалидное кресло, вызывала ассоциации с Бабуленькой из «Игрока»: грудное меццо Евгении Сегенюк и статичность рисунка роли создали из нее фигуру даже более значительную и монументальную, чем задумывал композитор. Стоит пожалеть, что постановщики сделали серьезные купюры в эпизодах, посвященных Лебедеву (Константин Шушаков), превратив его из интригана, умело играющего слабостями окружающих, в подобострастного приживалу. 

Отдадим должное оркестру Большого театра: под управлением дирижера Михала Клаузы решена главная задача — тактичный баланс между насыщенным симфоническим звучанием и вокальной линией. Течение музыки нигде не замирает: выверены и убедительны смены настроений, от лихорадочного бега до тихих «зависаний», чеканно выполнен сложный ритмический рисунок. Благодаря этому опера воспринимается в системе классических координат как удачное воплощение жанра. Премьера доказала: в своих произведениях Вайнберг нашел путь к российскому слушателю.