«Женский голос как ветер несется...»

Александр МАТУСЕВИЧ

14.12.2016

Год Галины Вишневской, приуроченный к 90-летию со дня рождения певицы, завершился концертом в Большом зале Московской консерватории.

Весь 2016-й Галине Павловне посвящались резонансные — и в художественном, и в общественном плане — мероприятия по всей России и за ее пределами, наиболее ярким среди них событием оказался весенний Международный фестиваль Мстислава Ростроповича. На сей раз его полностью сфокусировали на творчестве великой певицы, а феерической кульминацией стало концертное исполнение «Аиды» под управлением Зубина Меты — оперы, в которой она блистала не только в Большом, но и на всех главных мировых площадках. 

Центр оперного пения Галины Вишневской, возглавляемый ныне Ольгой Ростропович, организовал грандиозное празднество на Исторической сцене ГАБТа, где она творила более двадцати лет и создала череду ярчайших образов. На вечере присутствовали Маквала Касрашвили, Мария Гулегина, Фабио Сартори, Желько Лучич.

Гала на сцене БЗК было выдержано в совсем ином ключе — более строгом, академическом. Его посвятили двум любимейшим композиторам Вишневской — Мусоргскому и Шостаковичу. Для популяризации их непростого, зачастую малопонятного широкой публике наследия певица сделала немало. «Польский акт», как утверждают, был навязан композитору Дирекцией императорских театров. Ведь первоначально та не приняла к постановке новаторского «Бориса Годунова». Тогда Модест Петрович внес в партитуру ряд изменений, в частности написал акт с любовными объяснениями Лжедмитрия и Марины Мнишек. Именно с него началась сценическая жизнь оперы — «польский акт» поставили на сцене Мариинки в 1872-м, еще до полного воплощения всего произведения. Сегодня от этой музыки нередко отказываются, считая ее компромиссной и нарушающей исконный замысел автора. Исполнение в БЗК в очередной раз посрамило сторонников данной точки зрения: психологически тонкая, многогранная, одновременно драматургически изысканная, витиеватая и помпезная, блещущая звуковой роскошью музыка — одно из высших достижений гения Мусоргского. 

Вишневская никогда не пела эту оперу на сцене, объективно партия Мнишек низковата для ее сопрано (традиционно исполняют меццо), однако по характеру своего дарования, по комплексу артистических качеств Галина Павловна была, конечно, идеальной польской панной   красивой, гордой, хитроумной, надменной, коварной. Для истории остались две феноменальные звукозаписи, раскрывающие талант Вишневской с необычайной силой: полная аудиоверсия под управлением Герберта фон Караяна (с Николаем Гяуровым, Мартти Талвелой, Людовиком Шписсом и коллективами Венской оперы) и саундтрек к фильму-опере Анджея Жулавского, где дирижировал Ростропович, — с Руджеро Раймонди и Николаем Геддой.

В Москве харизматичный образ дочери сандомирского воеводы воплотила белорусская меццо с успешной международной карьерой Оксана Волкова, пленив сочным голосом и ровным звуковедением. «Польский акт» был дан целиком, что позволило солисту Большого Петру Мигунову, представшему в образе страшного человека — иезуита Рангони, продемонстрировать во всем блеске гибкий и глубокий бас. Менее удачным, хотя, безусловно, профессиональным оказалось пение Всеволода Гривнова в партии Самозванца. Его голосу явно не хватало масштабности и звучности.

Второе отделение — 14-я симфония Шостаковича, ее мировую премьеру Вишневская исполняла в Ленинграде и Москве почти полвека назад. Камерная по своей природе (малый состав оркестра — только струнные и ударные) и необычная изобилием вокала, на который смещается эмоциональный смысл произведения, симфония фокусируется на важнейшей в творчестве композитора теме смерти. Безусловно, это перекличка с великим циклом Мусоргского «Песни и пляски смерти» — с ним Вишневская гастролировала по всему миру, познав в столь непростой музыке заслуженные триумфы. Богатое, волнующее сопрано Ирины Моревой и неумолимый своей чеканностью бас Мигунова составили превосходный дуэт. Маэстро Александр Ведерников и ГАСО имени Е.Ф. Светланова были одинаково убедительными как в пряной помпезности Мусоргского, так и в исповедальной трепетности Шостаковича.