Алексей Петренко: «Режиссеры не снимали меня до 30 лет»

Алексей КОЛЕНСКИЙ

23.02.2017

22 февраля на 79-м году жизни скончался народный артист России Алексей Петренко. Прощание с актером состоится в Доме кино в понедельник.

Самобытный, великий, мощный — любое определение недостаточно для масштаба дарования Алексея Васильевича. И слово «талант» ему не впору — каждая роль Петренко была сродни открытию космоса, прежде всего, для него самого.

Не случайно ранней киноработой актера стал Освальд в «Короле Лире» Григория Козинцева, а первой главной — Григорий Распутин. Картина угодила на полку, а слава обрушилась незамедлительно, и сразу же выяснилось, что Ангел истребления Российской империи из «Агонии» Элема Климова с легкостью оборачивается маленьким человеком — сбитым летчиком («Двадцать дней без войны») или директором школы («Ключ без права передачи»). Тут на передний план выносилось, может быть, самое главное — цельный мужской характер и сердечные слезы, целомудреннейшее отношение к слову и умение прожить каждый миг одними глазами. Вулканический артист словно бы выключал солнце и включал незримый душевный свет, делал прозрачными краски, околдовывал бесконечным богатством палитры. Природная широта натуры и тишайшее богоискательство оживали уже за пределами мастерства. Скорее это был предмет внутренней школы — экзамен, который Петренко сдавал всю жизнь, решая, «что такое быть человеком»:

— С десяти до семнадцати лет я был пастухом одной коровы — такая у меня была семейная трудовая обязанность. Да ни о чем я тогда не думал. Я мечтал. Мечтал, что вот хорошо бы было, если бы корова издохла — и я бы тоже тогда ходил на речку, играл в футбол и лазил по чужим садам. Не случилось… В свое время был молотобойцем, матросом и никогда не думал, что стану жить в Москве, работать во МХАТе, лучшем театре России, на лучших киностудиях. Режиссеры не снимали меня до 30 лет, и вдруг я стал невероятно востребован…

В середине 70-х Петренко покорил все вершины, которые могли ему предложить — от Петра Первого Александра Митты до Подколесина Виталия Мельникова. В мелеющих 80-х побывал судьей («Грачи» Константина Ершова), купцом («Жестокий романс» Эльдара Рязанова), алкашом («В. Давыдов и Голиаф» Геннадия Байсака) и даже мелким бесом Чертковым в герасимовском «Льве Толстом», четырежды — Сталиным и однажды его двойником («Кооператив «Политбюро», или Будет долгим прощание» Михаила Пташука). Режиссерам нужно было лишь придумать, куда установить титана. Они знали: в любом случае Петренко засияет радугой, оттого-то заметно робели. Алексею Васильевичу все больше везло с Никитой Михалковым, у которого он сыграл лучшие роли последних лет.

Впрочем, цену себе знал — часто отказывался, еще чаще радовался, что не прошел пробы. Гордился, что насобирал полную шапку купюр, спев на рынке арию Пимена из «Бориса Годунова», встал вровень с симфоническим оркестром в оратории «Иван Грозный» Сергея Прокофьева… Невозможно представить, чтобы кто-нибудь повторил такой подвиг. А он этим жил.


Фото на анонсе: Вячеслав Прокофьев/ТАСС