Литературный календарь января напомнил о двух всемирно известных писателях. 130 лет назад родился англичанин Алан Александр Милн, а 10 лет назад закончила свой земной путь шведка Астрид Анна Эмилия Линдгрен. Однако их всемирно-исторический статус не столь существен для нас. Несопоставимо важнее порожденные ими персонажи, без которых уже нельзя представить русскую культуру. Естественно, речь о Винни-Пухе и Карлсоне.
В России эти герои давно вышли за пределы литературы. Они стали настоящими звездами, не гаснущими более полувека — с момента публикации книг на русском языке. «Винни-Пух и все-все-все» появился в исполнении Бориса Заходера в 1960 году, а повести о Карлсоне в переводе Лилианы Лунгиной увидели свет в 1957–1965-м. В конце 1960-х — начале 1970-х герои обрели харизматичный облик и новые характеры в неувядающих мультфильмах. По бескрайним просторам СССР прокатилась волна спектаклей о Малыше и Карлсоне.
Винни и Карлсону все возрасты покорны, их сентенции вошли в речь нескольких поколений, а заоблачный культурный статус прошел невероятно серьезную проверку сменой страны, социального строя, жизненного уклада, ценностных ориентиров и т.д. Даже роман «Мастер и Маргарита», цитаты из которого в позднесоветское время служили кодом для определения «свой — чужой», сегодня проигрывает тугодуму Винни и хулигану Карлсону. Мало кто подмигнет в ответ на «осетрину второй свежести» или «никого не трогаю, починяю примус», а вот «мужчина в полном расцвете сил», «лучший в мире укротитель домомучительниц», «кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро» и т.д. котируются по-прежнему. И даже прирастают новыми смыслами: в современной России домомучительниц стало значительно больше, чем в СССР. Вряд ли мы найдем в мировой литературе еще хоть один персонаж, который, утратив национальную принадлежность, стал бы настолько НАШИМ, свойским, родным, как Винни-Пух и Карлсон.
Они появились у нас в период радикальных культурных перемен, когда страна начала медленный поворот от тоталитаризма. Два сказочных героя помимо прочего оказались на знамени борцов за раскрепощение личности. К детям они попали уже после того, как были осмыслены взрослыми в качестве символов свободы. Здесь особенно важен образ Карлсона. Он прилетал, когда нужно было развеять уныние Малыша, страдавшего от ограничений и запретов в семье, где царил буржуазно-демократический деспотизм. Карлсон знаменовал собой протест, его хулиганство было борьбой с условностями, и он кое-чего добился: в конце концов, он предстал перед родителями Малыша, придя к нему на день рождения. Но это в книге, а в нашем мультфильме, как мы помним, взрослым так и не удается увидеть мифического друга своего сына. В нашей культуре Карлсон стал подсознанием Малыша, мечтой о свободном детстве, символом надежды. Этот в меру упитанный мужчина был адаптирован под наши проблемы, страхи, мечтания и упования.
Схожесть Карлсона и Винни-Пуха не лобовая. Карлсон олицетворяет активную свободу, выражаясь по-современному, он «беспредельщик». Свобода Винни-Пуха — иного рода: он играет с языком, в необычном ракурсе видит обычные предметы, временами его рассуждения возвышаются до уровня даосизма. Его свобода — свобода бездействия. И активное, и пассивное начало уже много лет находит своих поклонников. Объединяет же наших героев неуемное гурманство и постоянное желание подкрепиться чем-то вкусненьким.
Нет сомнений, все перечисленные ценности, останутся привлекательными еще не один десяток лет: и свобода требует защиты, и далеко не все блюда отведаны.