По минному полю культуры

Борис МЕЖУЕВ, философ

06.11.2019

Говорить о 90-летнем пути, проделанном «Культурой», я не стану — ​слишком велик этот путь. Скажу о том моменте, когда стал читать газету регулярно. А случилось это в последних классах школы — ​по-моему, в 1986 году. Тогда вся страна жила мечтами о культурном ренессансе, который, как считалось, не мог не произойти после снятия запретов на все произведения искусства, во всяком случае не содержавшие прямой вызов коммунистической идеологии. Уже в 1986-м была опубликована первая подборка стихов Гумилева, и в тот же год в одном из литературных журналов вышла ранняя повесть Набокова. А в следующем — ​1987-м — ​каждый номер любого «толстого» издания содержал то, без чего нельзя было считать себя культурным человеком: либо запрещенного Платонова, либо неизданного Булгакова, либо вернувшегося к читателям Ходасевича. Ну и, само собой, все тогда смотрели снятое с полки советское кино и слушали уже официально признанный русский рок.

«Советская культура», как могла, пыталась отразить и запечатлеть эти новинки, доходчиво рассказать о них читателям. И у нее получалось. Но, к сожалению, примерно с середины 1988 года советский интеллигент как будто устал от, казалось бы, столь чаемого им ранее «культурного возрождения». Захотелось другого, захотелось иных «перемен», не только духовных, но и политических, экономических, социальных. К году 1989-му слово «культура» в журналистских кругах стало произноситься даже с некоторым презрением. Однокурсник рассказывал мне, как в те времена ему довелось столкнуться в Ленинграде со съемочной группой Александра Невзорова, тогда бесстрашного ведущего популярнейшей новостной программы «600 секунд», обстоятельно рассказывавшей обо всех ужасах, случившихся в городе на Неве. Так вот, мэтр жаловался в телефонную трубку коллеге: «Выпуск горит, никаких страстей нет — ​одна культура».

Для меня самого остается некоторой загадкой, почему тогда от «культуры» (не от газеты, а от самого явления) так быстро все устали, почему сразу же захотелось чего-то погорячее. Откуда, например, года с 1989-го в советском кино возникла знаменитая мода на «чернуху» — ​почему вдруг мастеров искусства отвернуло от всего доброго, прекрасного, вечного, о недостатке которого так тосковала интеллигенция в годы «застоя». Почему экраны заполнили фильмы примерно на одну тему — ​как плохо жить в родном Отечестве и почему спасать его от тех или иных пороков глупо и безнадежно. Пересмотрите ленты того времени — ​с 1989-го по 1992-й — ​и убедитесь, что на иные темы снимать было просто неприлично.

Однако «Советская культура» в те годы «упадка и разрушения» держалась молодцом. А в 1991–1992 годах отдел колонок приложения к газете — ​еженедельника «Экран и сцена» — ​стал моим регулярным чтением, и политические взгляды формировались под влиянием текстов Ильи Смирнова и Марины Тимашевой, тогдашних его обозревателей.

Но то дело давнее, а сегодня перед «Культурой» стоит важнейшая задача — ​обосновать саму возможность существования патриотической и консервативной газеты о культуре. Последняя почти везде и всегда слишком податлива к влиянию со стороны художественного авангарда, и это, наверное, нормально. Но все же не совсем справедливо. Ведь традиционализм имеет не меньшее значение. Однако каким может быть современный культурный, то есть художественный и философский, традиционализм, учитывая, что гораздо легче выделиться, приобрести известность, стать популярным среди молодежи за счет того, что философы называют «трансгрессией». То есть, за счет демонстративного отвержения любых норм, в том числе языковых. И поскольку «трансгрессия» стала штампом, авангард, по сути, выродился в кич. Но, увы, и явно взыскуемый обществом традиционализм пока не получил адекватного стилистического воплощения. Поиски идут, но до заметного успеха еще очень далеко.

Вот попыталась стать в полном смысле консервативным, традиционалистским направлением литературы отечественная фантастика — ​вспомним произведения Лукьяненко, Лазарчука, Вячеслава Рыбакова, — ​но, увы, слишком снисходительное отношение к самим себе сослужило нашему фэндому плохую службу, ощутимого прорыва не случилось. Исторические блокбастеры местами оказались удачны, но особенных художественных сенсаций было немного.

В общем, патриотической газете о культуре следует быть суровой, и в первую очередь по отношению к патриотам. Не следует бояться обидеть единомышленника, указав ему на художественный ляп, на банальность приема, на слабый интеллектуальный ход. В свое время «деревенская» проза в литературе погибла исключительно потому, что критика, защищавшая данное направление, занималась тем, что ругала прозу городскую. Своих было принято только хвалить. А ведь настоящему критику ругать надо не чужих, а своих, этим он и отличается от публициста.

Вот такую патриотическую газету о культуре хотелось бы видеть. Злую и задиристую, задающую стиль и не позволяющую расслабиться ни единомышленникам, ни оппонентам.


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции