Егор ХОЛМОГОРОВ, публицист

25.06.2017

Начать бы эту колонку так, будто сочувственно пишу ее для западного издания: «Светлана Алексиевич, которой в 2015 году шведские академики присудили Нобелевскую премию по литературе, стала объектом травли. Пропала, по Пастернаку, «как зверь в загоне».

Звучит красиво. И это ведь правда. Только дело в том, что впервые русскоязычный нобелиат с отменным искусством высек себя сам. Загон Алексиевич выстроила без посторонней помощи.

Сперва в интервью Сергею Гуркину, опубликованному агентством Regnum, она умудрилась договориться до «понимания мотивов» убийц Олеся Бузины, апологетики карателей и, что еще анекдотичнее, фактически призвала к запрету русского языка, благодаря которому она получила свою главную награду. Дама забылась до такой степени, что предположила: дай католикам и православным в Белоруссии оружие, они начнут убивать друг друга; после чего глава белорусских католиков архиепископ Кондрусевич в разочарованном письме посетовал на то, что эти высказывания и впрямь могут привести к межконфессиональной вражде. Клирик не так далек от истины.

Дальше пошло еще веселее — российские пранкеры позвонили Алексиевич. Хотели разыграть почтенную литературную даму. Сначала набрали от имени министра культуры Украины. Лауреатка пожелала незалежной поскорее освободиться от «засилья Русского мира», защитники которого — озлобленная голодная масса, ослепленная пропагандой, а также очень порадовалась обещанию наградить ее орденом Небесной сотни. Однако сладостные грезы прервались новым звонком, на сей раз от «представителя министерства культуры России», пообещавшего орден Дружбы. И тут из уст писательницы полились медоточивые речи: «Я — человек русской культуры. У меня как бы три дома — Украина, Беларусь и великая русская культура, великая». И на орден она согласна, и с Путиным встретилась бы, и «для меня всегда русский народ — это как бы близкий мне народ…» Интересно, если бы в квартире Алексиевич раздался звонок из Зимбабве с просьбой срочно прибыть в посольство за медалью «Спасителю народа Южной Родезии», как скоро она собралась на вручение?

После такого впечатляющего самораскрытия становится более понятно, что имели в виду шведские академики, когда сообщили, что премия вручается писательнице «за ее многогласные сочинения». Действительно — эта свиристель на все голоса. И нет никакого внутреннего противоречия между «премией Ленинского комсомола», славословиями Дзержинскому, слезами над «женщинами войны» и жертвами Чернобыля, нобелевской наградой, восхвалением Евросоюза и карателей, готовностью хватать украинские и российские ордена.

Это только нам, воспитанным на идее о том, что главное в литературе — искренность, смысл и красота, такое поведение кажется неприличным. А если смотреть на словесность глазами карьеристки, каковой Алексиевич была всегда, то ничего подобного: собирай медальки, говоря каждому то, что он хочет услышать. Проблем нет: дают — бери, просят сказать — болтай себе.

В этом и кроется секрет нобелевского успеха Алексиевич, не занимавшей ни первой, ни пятой, ни, пожалуй, даже пятидесятой строчки в рейтинге пишущих на русском языке. Дело в том, что семантический строй со времен летописца Нестора формирует людей, остающихся верными России и Русскому миру вопреки всему. Если у тебя есть хоть искра таланта, то в тебя непременно просочатся Пушкин и Достоевский. От этого не убежать.

Показателен случай Бродского: все в нем, от происхождения до биографических обстоятельств и стилистической манеры, толкало автора в космополиты, в классические либералы, «интегрированные в мировое сообщество». А что же? Начал со стихов о русском народе, продолжил, воспевая империю, закончил, припечатав к позорному столбу всех прошлых и будущих порошенок-алексиевич. Зов русской литературной традиции оказался сильнее и голоса крови, и зазывалок тусовки, и даже обещаний гуманитарного истеблишмента…

Западу очень не хватает настоящих русских культурных авторитетов, которые воевали бы на его стороне. Брать пишущих бездарей — опасно: и перевод не спасет. А раскручивать новых там боятся, и поэтому вынуждены создавать в пробирке «русскоязычную литературу» из ошметков нашей словесности. И Алексиевич — первая летучая мышь этой подмененной «литературы». За нею, несомненно, последуют и другие.

А нам остается творить и дальше в соответствии с духом русского слова. Если не предадим его за чечевичную похлебку, то подмененное русскоязычие так и останется уродливым злобным карликом, годящимся исключительно на потеху пранкерам.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции