Табор уходит к Дону

Станислав СМАГИН, публицист

18.08.2016

На улице Пушкинской в Ростове-на-Дону напротив публичной библиотеки с недавних пор стоят три скульптурных изваяния — Виталия Закруткина, Анатолия Калинина и нобелевского лауреата Михаила Шолохова. Бюсты замечательных донских мастеров украшены именами с добавлением: «русский советский писатель». Ювелирно точная формулировка с выверенной расстановкой приоритетов: вечная Отчизна, историческая эпоха, поприще, на котором великий человек послужил любимой Родине. Одного из трех литературных богатырей, Анатолия Калинина, мы сегодня вспоминаем по знаменательному поводу — 22 августа отмечается сто лет со дня его рождения.

...На небольшом пятачке, где высятся эти памятники, всякое соседство не случайно. В тринадцать лет Калинин, прочитав «Тихий Дон», отправился в Вёшенскую, чтобы повидаться с еще молодым, но уже прославленным земляком. Постепенно завязалось творческое сотрудничество, подкрепленное взаимной личной приязнью. Когда в двадцать с небольшим Калинин, уже зарекомендовавший себя талантливым публицистом, выпустил первый роман «Курганы», Александр Серафимович так и сказал: встречай, страна, нового Шолохова.

«Новый Шолохов» быстро обрел собственное лицо, неповторимую самость, но, как и старший товарищ, оставался верным сыном родной земли. Та же Донская государственная публичная библиотека, возле которой Калинин сейчас увековечен, была построена после выступления Анатолия Вениаминовича на сессии Верховного совета РСФСР.

Не в обиду нынешним литераторам, однако для того писательского поколения вообще характерно почти не встречающееся сегодня особо трепетное чувство не только к большой, но и к малой родине. Это ведь предпоследние осколки традиционного, еще не деформированного окончательно урбанизацией и индустриальным веком общества — и «деревенщики» с костяком из Сибири и нашего северо-запада, и их олицетворенные Шолоховым и Калининым собратья, которых можно условно назвать «станичниками». Словосочетание «родная земля» виделось им не абстракцией, не сухой строчкой из паспорта, а живой и ежедневно проживаемой даже в других, дальних городах и весях реальностью. И они взаправду делали для нее все, что могли, — и выхлопатывая в ранге депутатов и просто известных персон разные материальные блага, и защищая от бездумного к ней и ее людям отношения, и прославляя своими именами.

А можно ли мечтать о большей славе, чем та, которую принес «Цыган»? По степени проникновенности из произведений о героях, изувеченных главной в нашей истории войной, с ним сравнится разве что шолоховская «Судьба человека». Калинин, прошедший Великую Отечественную фронтовым корреспондентом «Комсомольской правды», в фундамент прославленной саги положил реальные впечатления: «Образ Будулая появился у меня в тот момент, когда командир казачьего корпуса Селиванов привел меня в госпиталь, где вручали орден Красной Звезды цыгану-разведчику Ищенко. Тогда я еще не знал, что буду писать роман «Цыган»... А до этого, когда мы отступали под Малой Белозеркой, я видел цыганскую раздавленную кибитку. Мне рассказали, что какая-то украинская женщина взяла оставшегося в живых младенца... Потом, когда я переехал в Пухляковку, через некоторое время здесь поселился кузнец-цыган. Звали его Иваном Васильевичем, жену Галей, а младшего брата — Будулаем. Это имя Будулай-Будулай-Будулай — как музыка...» Но основное «мясо» Анатолий Вениаминович нарастил, разумеется, сам, исполнив это столь замечательно, что сочинение, задуманное поначалу как повесть, по массовым просьбам читателей переросло в роман с продолжением, довольно удачно затем экранизированный.

К теме послевоенных людских судеб, самой по себе берущей за душу, Калинин добавил лихие сюжетные повороты и вроде простовато-немудреные, но невероятно трогательные романтические нотки, благодаря чему «Цыган» и «Возвращение Будулая» по популярности могли дать фору любым грядущим заморским сериалам. И еще. Отношения цыган с окружающим социумом, мягко говоря, настолько сложные, что прорывались даже в имевшие известные цензурные ограничения советские книги и фильмы: вспомним хотя бы «Карнавал» с Ириной Муравьевой. Естественно, в произведении с названием «Цыган» проблемы этого древнего народа трудно вывести за скобки. Калинин, будучи правдолюбом, и не пытался сглаживать углы: вокруг противоречий между цыганами и нецыганами, архаичных и криминальных черт цыганского быта строятся многие линии романа. И при этом благодаря калининскому реализму образ боевого офицера Будулая сделал для гармонизации межнациональных отношений много больше, нежели ходульная пропаганда толерантности: «не хочешь сдавать квартиру приезжим — фашист». 

Ученик и младший товарищ Шолохова, Калинин перемены конца 80-х — начала 90-х не принял. Он был ребенком Гражданской войны, на Дону более жестокой и кровавой, чем где-либо. Его родители с первых дней встали за Советскую власть, и Анатолий Вениаминович до последних дней сохранил верность красным идеалам. Можно только уважать идейную стойкость и мужество так и оставшегося советским писателя. Но не забывая, что в первую очередь он — русский. Русский советский писатель, автор саги о любви казачки и цыгана.


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции