10.02.2016
Современное российское кино ввиду отсутствия своих идей, но скорее в погоне за сборами или рейтингами выбирает опробованные модели. Вот, например, очередная продюсерская группа запускает исторический проект «Эпоха расцвета». Речь пойдет о династии Романовых. Как говорят создатели, ничуть не стесняясь, «сериал станет российским аналогом киносаги «Игра престолов». Русские цари будут умирать, интриговать, совершать адюльтеры, все как и полагается.
Эта новость ни громкая, ни удивительная. Наши сериалы, идущие в прайм-тайм на федеральных каналах, часто просто слизаны с западных аналогов, ток-шоу — прямиком оттуда, многие поп-исполнители предпочитают записывать альбомы в Лондоне, литераторы не брезгуют заглядывать в дешевые романы, чтобы подсмотреть сюжет.
Все адаптируется, конечно. Культура проницаема, ты меняешь сержанта Броуди на майора Брагина, их Багдад становится нашим Бейрутом — и все готово. Даже название можно оставить, зачем лишний раз что-то менять? Женские образы и вовсе лучше не трогать: жесткая начальница, влюбленная студентка, безутешная вдова кочуют из картины в картину. И, похоже, никаких проблем это не вызывает. Потребитель произведения не всегда понимает, что перед ним — не оригинал. Ему вообще и Моцарта напел сосед-очкарик, а значит — почему нет?
Постараюсь объяснить. Дело не в сериале по мотивам «Игры престолов». Сама идея — просто частность, не требующая серьезного разговора, если бы мы не стояли сейчас перед нетривиальной задачей импортозамещения культуры. Строго говоря, вопрос в лоб звучит так: «А вы уверены, что перед вами — собственное искусство?»
Принято кивать на постмодернизм, раздвигающий границы: мол, ничего национального не осталось, но все это — пустая болтовня. Популярнейший и, с позволения сказать, «попсовый» (хотя любят его не за это), Стивен Кинг — американский писатель, не французский, не южнокорейский. А эстет и завсегдатай фестивалей Ларс фон Триер — датский режиссер, не норвежский и даже не румынский, как бы кому ни хотелось обратного. А вы уверены, что роман Людмилы Улицкой — это русский роман? Что же там русского? Уже почти ничего.
Да, Голливуд диктует правила игры, так принято считать, однако фантаст Джордж Р. Р. Мартин, автор «Игры престолов», вовсе не вписывался в них, а заставил всех принять его универсальную схему. Цикл романов о выдуманном мире Вестеросе — попытка автора уйти от классической формы фэнтези (она задана Джоном Р. Толкином и Урсулой Ле Гуин), где героев нужно тащить через все книги, сдувать с них пылинки и натягивать сову на глобус, потому что читатель так привык. Мартин убивает тех, кто кажется ему отыгранным, смело вводит новых персонажей, организуя блестящую симфонию из характеров и сюжетных линий. Содержание — битва за трон — зависит от формы: все настолько интересно именно потому, что каждый может умереть на следующей странице, и оторваться невозможно. Такого раньше не позволял себе никто, а теперь кажется, что только так и можно.
Когда Федор Михайлович Достоевский берет за основу классическую форму тогдашнего массового французского романа и пытается, как это принято говорить, «наполнить ее своим содержанием», получается не слишком: великий писатель, которого знает весь мир, изобретает свою форму. Она выглядит так: герои бродят, сходятся, скандал, они разбегаются, и в этом-то хороводе вокруг разных точек и есть половина всего смысла романов. Люди у Достоевского — неприкаянные, чужие, им хочется втолкнуться в гущу событий, хотя дело, допустим, происходит в Скотопригоньевске, где отродясь не бывало ничего интересного. Почти бесовское кружение Раскольникова, скитания Мышкина — все это развитие формы, чтобы она оказалась идеальной в «Братьях Карамазовых». Пусть читатель живет в тексте, даже не зная о том, как долог был путь к нему.
Недавние очереди к Серову и триумфальный детский мультфильм «Маша и медведь», который смотрят от Италии до Японии — так выглядит наше торжество формы. В первом случае — всем давно известный художник («Девочка с персиками» — это разве новости?) оказывается нашим проводником в мир дореволюционной России, благодаря неожиданному визиту Владимира Путина. Во втором — классический сюжет о дружбе девочки и лесного мишки облекается в намеренно детскую, абсурдистскую форму, и оказывается, что именно благодаря этому можно рассказать о родителях и детях. Если бы создатели «Маши и медведя» попробовали сделать новый «Том и Джерри», никто и трех серий не стал бы смотреть.
Ответ на вопрос, чье это искусство, прост. Очередной клон «Игры престолов» (их будет много, в этом сомневаться не приходится) — все равно англо-американская фэнтезийная культура, пусть и с русскими царями, вынужденными оглядываться на неведомый Вестерос. А, скажем, роман Алексея Иванова «Сердце пармы» — наш, и не только по содержанию, но и по форме, которую автор выковал самостоятельно из подручных материалов — слова, железа, камня — так, что теперь о русском язычестве иначе и не написать.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции