10.02.2016

Сообщение о том, что 12 февраля в Гаване состоится встреча патриарха Кирилла и папы Франциска, прозвучало буквально как гром среди ясного неба. И все же нельзя сказать, чтобы оно было уж совсем неожиданным — ​в последние месяцы разговоры о такой возможности участились.

Ватикан хотел этого последнюю четверть века, причем если в первые годы для католиков было важно организовать визит понтифика в Россию, то потом, когда они убедились, что такое в принципе невозможно, упор делался на то, чтобы организовать контакт на нейтральной территории. Московский патриархат, не отрицая идею в принципе, всегда говорил о наличии ряда препятствий, в первую очередь связанных с прозелитизмом Ватикана на канонических территориях РПЦ, прежде всего на Украине. И если у папы Иоанна Павла II и патриарха Алексия шансы на встречу были абсолютно ничтожны, то у Бенедикта и Кирилла, в принципе, она могла бы состояться — ​но три года назад немец вдруг ушел на покой, причем при обстоятельствах, больше похожих на вынужденную отставку.

Интронизация Франциска, первого иезуита и первого представителя Нового Света, означала серьезнейшие изменения в Ватикане — ​среди прочего стало понятно, что папа активизирует попытки встретиться с предстоятелем РПЦ. Для Ватикана чрезвычайно важно показать, что католицизм сближается с православием — ​несмотря на то, что с константинопольскими патриархами (формально старшими в православном списке поместных церквей) такие контакты осуществляются уже более полувека, все в мире понимают: православие — ​это Россия. Ватикану важно показать, что он выступает в качестве миротворца, который призывает всех христиан к единству поверх различий, подтверждая тем самым свой статус глобальной, главной в мире церкви. Католицизм уходит из Европы, и если не будет скорого возрождения веры, то Латинская Америка и Африка окончательно превратятся в центр католического мира. Либеральная диктатура толерантности вытесняет христианство на периферию общества.

Попытка приспособления к «вызовам времени» и упрощения, предпринятая после Второго Ватиканского собора, не остановила, а, похоже, лишь ускорила потерю паствы — ​особенно заметную на фоне активного распространения ислама в Европе. Ватикан с его мальтийским и иезуитскими орденами давно уже не столько религиозный, сколько политический центр силы, за которым стоят в том числе и влиятельнейшие европейские элиты. Их не очень устраивает англосаксонский проект глобализации, в рамках которой никакому католицизму нет места. Ватикану требуются союзники — ​как в церковной, так и в геополитической борьбе, именно это он и предлагает России. Она нужна католическим элитам для противодействия атлантическим планам полной дехристианизации и подчинения Европы, для решения вопроса Иерусалима и успокоения Ближнего Востока. И нам важно работать — ​как на государственном, так и на церковном уровне.

Путин уже встречался с Франциском, подобным отношениям на высшем государственном уровне ничто не мешает. Но вот для встреч глав двух церквей были и остаются серьезнейшие препоны. В православной церкви сильно желание не идти ни на какие компромиссы в вопросах вероучения и канонов, а контакты с католиками рассматриваются как потенциально способные привести к экуменизму, то есть размыванию основ православной веры. Совместные молебны, конечно же, недопустимы, тем более что мягкая сила Ватикана в делах церковных как раз и состоит в аккуратном, незаметном проникновении. У православия есть тысячелетняя традиция сопротивления различным влияниям — ​не говоря уже о том, что католическая церковь не только исподволь, но огнем и мечом стремилась сокрушить «схизматиков», то есть православных русских. И хотя в последние десятилетия Ватикан перестал называть православных еретиками, наше отношение к ним не изменилось. Что, впрочем, не исключало контакты между отдельными иерархами и даже богословские дискуссии. Кризис христианства в Европе и наступление идеологии толерантности дал повод русской церкви смягчить свою позицию по поводу встречи папы и патриарха.

Есть ли угроза того, что Ватикан будет трактовать событие в Гаване как свою победу? Нет — ​потому что ни о каком сближении канонов речи не идет. Когда говорят о том, что Ватикан готов на большие догматические уступки ради признания примата власти римского понтифика — ​некоторые у нас опасаются такого исхода, — ​не учитывается, что РПЦ, в принципе, может пойти на признание старшинства римского понтифика (не его непогрешимости и уж тем более не статуса «наместника Бога на Земле») только в одном случае: если католическая церковь откажется от тех искажений христианского вероучения, которые в XI веке привели к расколу, а также более поздних. То есть станет такой же православной, как и наша. Но это в обозримой перспективе невозможно — ​менее чем через сорок лет будет тысячелетие раскола, за это время догматические и прочие разногласия приобрели уже характер цивилизационных.

Русская православная и европейская католическая цивилизации шли своими путями, враждовали и сотрудничали, воевали и мирились. Но сейчас католическая Европа, в прошлые века столь агрессивная, сама находится в глубокой обороне. И уже не от христиан другой конфессии, а от откровенно антихристианского глобализма. В этих условиях она протягивает руку нам — ​не ради мифической унии, но для союзнических отношений в абсолютно мирском понимании этого слова. Можно как минимум обсудить условия. Так что встреча патриарха и папы чрезвычайно важна — ​именно как политическое событие, а не как шаг к воссоединению церквей.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции