24.12.2015

Игра, которую преподаватель литературы может попробовать со студентами, — что было бы, окажись герои известных произведений долгожителями. То же самое — и с авторами, чьи творения определяли историю. В подобной фантастической реальности Александр Блок мог бы увидеть сталинский Советский Союз и пройти по совсем иному Петрограду, уже без всяких «незнакомок» (так после известного стихотворения называли проституток), а Веничка Ерофеев вполне доживал бы до 1991-го, когда его персонажей втоптали в липкую грязь «свободы». 

Редьярд Киплинг родился 30 декабря 1865 года в Бомбее, а умер в январе 1936-го в Лондоне, потеряв на Первой мировой сына, но так и оставшись в «старой доброй викторианской Англии». Прожив долгую жизнь, получив заслуженную Нобелевскую премию, много пропутешествовав, Киплинг избежал горчайшего разочарования, частенько выпадающего старикам, которые, взглянув окрест себя, видят лишь руины. 

Киплинг не Мафусаил, а потому не прочитает роман Мишеля Уэльбека «Покорность», не почувствует жгучего стыда за родную Англию, не способную ни разбомбить ИГИЛ, ни помешать исламистам идейно подчинить себе половину «британского Востока». Он не увидит, как обломок величайшей империи, над которой никогда не заходило солнце, мучительно размышляет о выходе из ЕС, где первую скрипку играет ненавистная страна колбасников, так же, как и Туманный Альбион, ставшая, впрочем, полуколонией США. 

Британия за короткий по историческим меркам срок стала принцессой Дианой, милой, славной, тонко чувствующей барышней: помощь бедным, романтические приключения, платья — полный набор удовольствий. Киплинг бы умер от позора, узрев, что случилось с несгибаемыми воинами в пыльных пробковых шлемах. 

Белые люди оставили свой пост и пьют теперь с туземцами, став такими же. «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут», — убеждал Киплинг, так и не узнавший, что непременно сойдут и усядутся под сенью лип, и будут рассуждать о глобальном, извините, потеплении на какой-нибудь очередной конференции по климату. В начале прошлого века задачи, стоявшие перед еще не созданным «международным сообществом», выглядели куда внушительнее. Вот что пишет Киплинг: «Так протянем же кабель — / Взять! от Оркнейя до Горна до звезд! / Вокруг всей планеты с петлею, чтоб мир захлестнуть! / Вокруг всей планеты с узлами, чтоб мир затянуть!» Есть разница, согласитесь...

Киплинг — непосредственный участник политического и мировоззренческого кризиса рубежа веков: старая колониальная политика заходила в тупик, придумать новую «с колес» не получалось. Решение, предложенное писателем, и при его жизни казалось странным (критиковали идеологию автора «Маугли» много и охотно), а сегодня оно выглядит просто невозможным. Родившийся в Индии Киплинг был уверен, что только Запад может дать Востоку раскрыться, самоопределиться, вырасти, пройти тяжелую (пусть и закрытую) школу послушания.

Если к Киплингу и применима какая-нибудь метафора, то лишь из знаменитого рассказа Леонида Пантелеева «Честное слово» (1941 год). Того самого, о мальчике на часах: ребята назначили его «сержантом» и оставили стоять на посту. Он плачет, голоден, спустилась ночь, но это ничего не значит. Рассказчик ищет военного, дабы освободить ребенка от обещания, которое, казалось бы, не стоило и держать. Подумаешь, игра. Можно уйти, никто бы не осудил, да и кому было узнать. Но мальчик стоит. Так нужно. Не тем, кто затеял игру, но мирозданию, которое не терпит фальши и требует от героя жить всерьез. Киплинг призывал поступать именно так.

Его главное стихотворение «Бремя белого человека» и ключевой роман, «Ким» (1901) — не о британском империализме и не о том, что Запад всегда прав, а о том, что деться от ответственности, данной тебе по праву крови, некуда. Нельзя бросить пост, даже если стоишь на часах по ошибке. Киплинг застал главный труд Освальда Шпенглера «Закат Европы» в самом зените славы (книга вышла в 1918-м) и согласился с тем, что XX век станет временем встречи культуры и цивилизации. Но Шпенглер — теоретик, а Киплинг — практик, и единственное, что можно сделать, чтобы Запад продолжал быть Западом, выбравшись из кризиса, а Восток остался Востоком, — принести себя в жертву. «Несите бремя белых — / Сумейте все стерпеть, / Сумейте даже гордость / И стыд преодолеть; / Придайте твердость камня / Всем сказанным словам, / Отдайте им все то, что / Служило б с пользой вам».

Для того чтобы избежать кризиса, говорит Киплинг, не нужна толерантность в ее нынешнем европейском понимании. Дикарей стоит называть дикарями, нужно строить им больницы и не ждать, что они куда-то «интегрируются». 

«Несите бремя белых — / И пусть никто не ждет / Ни лавров, ни награды, / Но знайте, день придет — / От равных вам дождетесь / Вы мудрого суда, / И равнодушно взвесит / Он подвиг ваш тогда», — таков рецепт Киплинга.

Равным мог бы стать Советский Союз, где любили и хорошо понимали далекого британского поэта, но великая новая страна погибла. А западная цивилизация вместо твердого и ясного самоотречения выбрала счастье потребительского рая с повальным и бессмысленным равенством круглого и теплого. Один только стойкий оловянный Киплинг остается нам вечным напоминанием о том, что можно было попробовать иначе.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции