04.11.2015

Седьмое ноября для большинства россиян давно уже не красный день календаря. И все же, независимо от того, кто из нас считает произошедшие тогда события Октябрьской революцией, а кто переворотом, все согласны в одном: не случись того, что случилось, история России могла бы сложиться совершенно иначе.

Февраль 1917-го, как известно, был «революцией западников», чьим идеалом являлся тот самый, со скрипом продвигаемый при царе капитализм — его ненавидели рабочие, сохранившие во многом общинное мироощущение крестьян, и глубоко презирали идейные монархисты. В последующие полгода пришедшие к власти либеральные ничтожества в ходе своего «эксперимента» сумели настолько развалить армию, экономику и все традиционные структуры российской государственности, что их Временное правительство не пользовалось поддержкой ни в одном сегменте общества. Казалось, хуже быть уже не может.

В столицу из эмиграций и сибирских ссылок подтянулись коммунисты-социалисты, которые лишь за то, что были против «этих», получили большинство в советах, идейно подчинили Красную гвардию, вооруженную на свою голову против Корнилова самим Временным правительством. Взять власть, уже практически выпавшую из рук Керенского и компании, им было несложно: дождались момента, зашли в Зимний и бутафорское правительство арестовали.

Почему победили большевики? Чтобы понять это, заглянем чуть дальше — в историю начавшейся вскоре Гражданской войны, стоившей России невиданного разорения и порядка десяти миллионов жизней, не считая всех последующих жертв. Зададим себе вопрос: кто, с кем и за что воевал в той братоубийственной смуте? Казалось бы, ответ известен: воевали красные и белые. Но если с красными все более или менее ясно, то за что воевали белые?

Если судить по фильмам, все они были монархистами и желали возвращения в Россию «до 1917 года». На самом же деле далеко не так. Я говорю не о действительно последних солдатах империи — офицерах и мальчишках-юнкерах, идущих в безнадежный «ледяной поход» против двадцатикратно более сильного противника, имея патронов на один ближайший бой, в котором надо было победить или умереть. Не о тех, кто дрался до конца и кого потом победители баржами топили в Крыму. Говорю о тех, кто командовал и направлял Белое движение. И здесь мы видим картину далеко не столь однозначную.

Послушаем их самих. Одна из главных фигур — генерал Корнилов: «Я заявлял, что всегда буду стоять за то, что судьбу России должно решать Учредительное собрание… Я заявлял, что никогда не буду поддерживать ни одной политической комбинации, которая имеет целью восстановление дома Романовых…»

Генерал Денисов: «Все без исключения вожди, и старшие, и младшие, приказывали подчиненным содействовать новому укладу жизни и отнюдь никогда не призывали к защите старого строя… На знаменах Белой Идеи было начертано: «К Учредительному Собранию!», т. е. то же самое, что значилось и на знаменах Февральской революции».

Наконец, генерал Слащёв-Крымский (прототип генерала Хлудова из пьесы «Бег») называл Белую армию в Крыму «мешаниной из кадетствующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов», где «Боже, царя храни» провозглашали только отдельные тупицы, а масса Добровольческой армии надеялась на «учредилку».

Добавим к этому, что во всех созданных белыми правительствах верховодили либералы и деятели масонства, принципиально ненавидевшие монархию. Да и Запад, помогавший в этом братоубийстве обеим сторонам и мечтающий о развале России, белым содействовал исключительно на этих условиях: никакой монархии.

То есть, белые проиграли не потому, что воевали хуже. А потому, что их вожди изначально поступились принципами, подняв на свое знамя отвергаемые народом либеральные идеи. И тем самым сделали Гражданскую «войной Февраля с Октябрем» — то есть борьбой двух революционных проектов — либерального и большевистского. Стоит ли удивляться, что большинство, уже вдоволь нахлебавшись Февраля, предпочло Октябрь — как меньшее из зол. Так, по крайней мере, тогда многим казалось…

Кстати, большевики расстреляли семью последнего российского императора отнюдь не только из патологической жестокости или желания принести некую «сакральную жертву» демону мировой революции. Решалась и задача вполне практическая: уничтожить монархическое знамя, под которым могли бы собраться сторонники традиционного уклада. Ибо в России, нахлебавшейся вольницы за полгода бездарного правления Временного правительства, в войне «революционеров» и «монархистов» все шансы победить были у последних, поскольку они ассоциировались с порядком в стране. Если же сражались друг с другом две разновидности революционеров, одна из которых — за Временное правительство, а вторая — представляет собой нечто новое, внятное и с привлекательными лозунгами, то поддержка народа не на стороне «временных».

С этим выводом, конечно, можно поспорить. Но с цифрами спорить труднее. В Белой армии на всех фронтах служило до 100 000 офицеров, что составляло лишь 40 процентов офицерского корпуса. За красных воевало вполне сравнимое количество — порядка 75 000 офицеров, причем 14 000 из них до этого служили у белых. Остальные спрятали погоны подальше и отсиживались дома или отбыли в эмиграцию. Из ста красных командармов 82 — бывшие царские офицеры и генералы! Согласитесь, это о многом говорит.

Почти век миновал с тех пор, но до чего же и сейчас современны уроки Октября и последовавшей затем Гражданской войны! Если мы пытаемся возродить державное величие России, то нельзя поднимать на знамя либеральные лозунги в надежде лучше выглядеть в чьих-то глазах. Недопустимо, чтобы борьба за будущее России сводилась к борьбе двух либеральных проектов: «более западнического» и «менее западнического». Оба хуже. Любая попытка власти усидеть на двух стульях неизбежно приведет к тому, что патриоты отвернутся, а симпатий либералов она все равно не приобретет. И тогда (не дай Бог, конечно) мы снова можем получить «до основанья, а затем»…

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции