31.05.2017
культура: Что ждет музеи через несколько десятилетий?
Ортиз: Большие и известные почти не изменятся: у них уже сложилась коллекция. Что касается аудитории... Многие работы размещены в Сети в высоком разрешении, однако все равно важно видеть оригинал, встретиться с ним «лицом к лицу». Как только у людей поднимается уровень жизни, они начинают путешествовать. Огромное количество китайских туристов сейчас перемещаются по миру — стремятся побывать в Италии или России. И этот тренд будет усиливаться.
культура: А как быть с тем, что многие хотят увидеть лишь один шедевр — «Мону Лизу» или «Ночной дозор», — не проявляя интереса к остальным?
Ортиз: Бороться бесполезно, да и не нужно. Селфи с «Моной Лизой» не запретишь. Все же кураторы постарались «проредить» экспозицию музея, убрать менее важные вещи. Раньше здание напоминало лабиринт — множество залов, все заставлены витринами.
культура: Подобное описание применимо и к Эрмитажу или Музею истории искусств в Вене. Невозможно осмотреть их сокровища за один раз.
Ортиз: Нужно было сделать Рейкс не больше, а лучше. Поэтому предметов для показа стало меньше. Хитом, привлекающим публику, остается не только «Ночной дозор» Рембрандта — кстати, единственная картина, которая после реконструкции вернулась на привычное место, — но и кукольные домики минувших эпох. Не поверите, многие приходят взглянуть именно на них. Разработан даже специальный короткий маршрут.
культура: Почему возникли проблемы с воплощением проекта реконструкции?
Ортиз: Пришлось запрашивать рекордное для страны количество разрешений — около 80. Обсуждались любые мелочи, вплоть до корней деревьев в саду. Хотя на самом деле со зданием довольно плохо обращались в течение всего ХХ века. Например, целиком убрали внутренние росписи. Автор постройки, архитектор Питер Кёйперс, родившийся на юге Нидерландов, был католиком, и его творение многим напоминало храм, что в кальвинистском Амстердаме пришлось не всем по вкусу. Мы, однако, восстановили интерьер и сопротивления не встретили — сегодня религиозные различия не так важны.
Гораздо больше проблем возникло с велосипедистами. Изначально Рейксмузеум выполнял двойную роль — не только национального хранилища, но и своеобразных ворот в новую южную часть города. Через всю постройку проходит сквозной пассаж, по которому когда-то ездили автомобили, а теперь рассекают велосипедисты. Входов было два, и это дезориентировало посетителей музея. Мы хотели сделать один, прямо в центре пассажа, при этом оставить пару небольших «аллей» для велолюбителей. Те возмутились. Велосипедный союз крайне влиятелен в Амстердаме, о чем я не подозревал. Они развернули кампанию с требованием сохранить свои права, начали собирать подписи. Работы остановились на два года — музей просто стоял закрытым. В итоге чиновники и сотрудники Рейкса попросили бюро изменить проект, и мы пошли навстречу: сделали вход в другом месте, оставив дорогу свободной.
культура: Несмотря на все споры, реконструкцию многие признали очень аккуратной и бережной.
Ортиз: Считаю, что архитектор должен служить зданию, а не наоборот. Зодчему следует выполнять свой долг: не больше, но и не меньше. Это трудно, иначе бы мы знали много удачных примеров. Всегда силен соблазн создать нарративную архитектуру, акцентирующую на себе внимание и рассказывающую историю постройки: что с ней случилось, как ее восстанавливали. Или сыграть на контрастах.
Конечно, с защитниками памятников договариваться сложно, особенно когда те молоды: твоих аргументов не слушают. Однако я вовсе не против социального и гражданского контроля над архитектурой. Ведь плата за наши ошибки слишком высока: на просчеты зодчих людям приходится любоваться долго. Так что не возражаю, когда публика выступает против моих инициатив. Но нужна дискуссия, обсуждение, а не безапелляционное «нет».
Фото на анонсе: Reuters/Pixstream