Денис БОЧАРОВ

28.03.2014

Певица, в творчестве которой гармонично уживаются русский фольклор и музыка кантри, бардовские интонации и песни советской эстрады, в текущем году отмечает 25-летие творческой деятельности. Наш корреспондент встретился с экс-вокалисткой группы «Кукуруза» Ириной Суриной. 

культура: Какой именно эпизод Вы сами определяете как начало профессиональной деятельности? Почему решили сосредоточиться на не самом распространенном в России жанре кантри?
Сурина: Я специально ничего не решала — все решили за меня. В 1989 году пригласили на прослушивание в группу «Кукуруза», которая тогда уже была достаточно популярной. На позицию вокалистки претендовали еще человек тридцать. В результате выбор пал на меня. После чего всучили огромное количество кассет с записями кантри — песни Эммилу Харрис, Долли Партон, Линды Ронстадт и других знаменитых артисток. До этого я о жанре имела весьма смутное представление. Училась на вокальном отделении как академическая певица. Единственное, что, возможно, сыграло роль, — это моя увлеченность творчеством Жанны Бичевской. В детстве постоянно слушала ее записи. А стиль Бичевской сформировался под влиянием знаменитой американской фолк-рок-певицы Джоан Баэз. Таким образом, внутренне я была готова к кантри. 

Жанр в нашей стране не самый ходовой, вы правы. Он не может прижиться, потому что подача информации в корне неверная. Почему-то кантри воспринимается как веселенькая развлекательная, а стало быть, несерьезная музыка. А это отнюдь не так: кантри — куда более глубокий жанр. 

культура: Но одним лишь кантри сфера Ваших музыкальных пристрастий не ограничивается. В репертуаре Ирины Суриной предостаточно и русских народных песен...
Сурина: Это тоже началось в «Кукурузе». Мы много путешествовали. В частности, устраивали туры по Америке, где нас принимали очень тепло. Пели исключительно для американской аудитории. Русских слушателей на тех выступлениях практически не было. Не потому, что мы не хотели — просто нашими промоутерами и менеджерами являлись граждане США. У «Кукурузы» имелась реальная возможность остаться в Штатах, и, возможно, прими мы такое решение, добились бы более заметных успехов. 

Так вот, однажды решили сделать программу, основанную на русских народных песнях. Американцы слушали их с большим удовольствием. Особой популярностью пользовалась песня «Порушка-Параня». С тех самых пор русскому фольклору тоже уделяю пристальное внимание. 

культура: А как складывалась Ваша творческая жизнь после ухода из «Кукурузы»? 
Сурина: Продолжала петь. Чем занимаюсь и по сей день. Другое дело, что былой зацикленности на стиле кантри нет. Репертуар довольно разнообразный: программа, состоящая из романсов, исполняю некоторые бардовские вещи, советская эстрада мне тоже не чужда. Ей посвящена отдельная программа, которая называется «Мамины песни». Есть совместный авторский проект с Еленой Исаевой «Песни взрослых девочек», в рамках которого она читает стихи, а я пою.  

культура: Сегодня по-настоящему хорошая песня стала штучным товаром. Нет былого мощного творческого потока, характерного для советских времен. Неверно ведь полагать, что людям в один момент попросту надоела качественная музыка. Почему же тогда в последние годы мы крайне редко ее слышим?  
Сурина: Потому что наши средства массовой информации заточены на то, чтобы зарабатывать. C начала 90-х на большую эстраду попадали за большие деньги. Когда-то за эфир мне платили — пусть копейки, но все же. А сейчас артист воспринимается продюсерами и менеджерами как дойная корова: приноси деньги — тогда прокрутим твою песню. Поэтому у исполнителей есть только один способ заявить о себе: интернет. Как еще можно узнать о том или ином музыканте, если его выступления не проходят в крупных городах, и он не может себе позволить роскошь обклеить всю Москву плакатами за несколько месяцев до концерта? Это огромнейшие деньги. А если тебя нет на телевидении и в радиоэфире — тебя попросту не существует. Поэтому такие артисты, как я, пробиваются в основном благодаря интернету, а также каким-то фестивальным акциям. 

культура: Неужели Вам, артистке с именем, надо куда-то пробиваться?
Сурина: Конечно. Я же «неформат». Было много случаев, когда меня приглашали принять участие в телепрограммах. Прихожу, выступаю, а потом выясняется, что меня вырезали. Разбираться бесполезно: пустая трата нервов и времени. Вынуждена принимать ситуацию такой, какая она есть. Я ни в коем случае не жалуюсь: слава Богу, у меня есть свой зритель, репертуар, который приятно петь.  

Но катастрофическое падение уровня культуры в нашем обществе не может не настораживать. Если раньше было засилье попсы, то сейчас — шансона, причем совершенно дичайшего качества. Я не говорю о Розенбауме и Трофиме — их песни мне нравятся. Но большинство исполнителей данного жанра — это же блатняк в чистом виде, который почему-то называется красивым именем «шансон».

культура: Есть ли надежда, что мы услышим новый альбом Ирины Суриной?
Сурина: Подобных планов у меня громадье. Но все опять-таки упирается в деньги. Средства на то, чтобы записать достойный диск, найти крайне проблематично. А так, свежего материала у меня предостаточно, но пока услышать его можно только в концертном варианте. Так что основу моей нынешней деятельности составляют клубные выступления и участие в различных фестивалях. На один из них, кстати, пригласили в апреле — он пройдет в Казахстане, в Петропавловске. 

культура: Что является самым главным для артиста, делает его уникальным? 
Сурина: Тембр. Это, кстати, относится не только к певцам, но и к актерам. У нас принято учить технике, а тембральному аспекту уделяется крайне мало внимания. Главная проблема, стоящая сегодня как перед кинематографом, так и театром, — отсутствие запоминающихся голосов. Таких, как, скажем, у Белявского или Джигарханяна. Это обладатели индивидуальных тембров — их ни с кем не спутаешь. Вот именно поиском голосов необходимо заниматься как в музыке, так и на театральной сцене и в кино. 

культура: Ждут ли сегодня люди каких-то новых откровений от поп-культуры? Или все главное и ценное в этой области уже сказано и сделано?  
Сурина: Люди в основе своей вообще ничего не ждут. Есть поп-культура, и ладно. А не будет — возможно, ее исчезновения никто и не заметит. Вообще, уровень ожидания напрямую зависит от уровня интеллекта: чем он выше, тем серьезнее запросы. Другое дело, поп-культура сама рубит сук, на котором сидит. Огромное количество исполнителей — не более чем герои-однодневки. Спели что-то, стали звездами, прошерстили города и веси, сняли с единственного номера все сливки, а завтра ни песню, ни ее исполнителя никто не вспомнит. Конечно, хочется верить: творческие люди, способные написать произведение, к которому приятно возвращаться, не перевелись. И для меня хороший текст, положенный на замечательную музыку и грамотно исполненный, никогда не будет лишним.