Евгения КРИВИЦКАЯ

25.03.2019

Госоркестр Татарстана дал заключительный концерт персонального абонемента в Концертном зале имени Чайковского. Накануне они выступали в Большом зале Консерватории с программой, включившей мощнейшие партитуры двух столпов немецкой музыки: Вагнера и Штрауса. Выдали такой саунд в увертюре к «Тангейзеру», такой накал чувств во фрагментах из «Тристана и Изольды», что становилось боязно, смогут ли они поддержать такой уровень два вечера подряд. Но опасения оказались напрасны — ​и на следующий день у них получается даже круче.

«Для меня это колоссальный вызов, — ​признается художественный руководитель ГСО Александр Сладковский. — ​Я ставлю почти невыполнимые задачи, но это невероятно развивает оркестр».

В третьей программе персонального абонемента маэстро побаловал публику французскими изысками, продемонстрировав, что коллектив выработал не только хороший вкус и ювелирное техническое мастерство, но и обладает «лица необщим выраженьем».

В «Море» Дебюсси стихия предстала в изменчивости красок — ​от прозрачной ряби водной глади до грозных девятых валов. Отличительная черта интерпретаций Сладковского — ​ясность формы; ценное качество, особенно когда мы вступаем на такую зыбкую почву, как музыкальный импрессионизм. Однако плеск волн не усыпил слушателей, а, напротив, превратил в восторженных свидетелей чудесных картин.

Камень преткновения для российских оркестров — ​это духовые, их прямолинейность убийственна для французской куртуазности. Но Сладковскому удалось воспитать в своих музыкантах вкрадчивость тона, графичную точность, так что валторнам и трубам — ​особый респект. Их вкрадчивые реплики создавали тот мистический колорит, который присущ музыке Дебюсси. Но Сладковский не был бы самим собой, если бы в конце не подпустил лихой удали, сыграв завершение так, что вспомнился главный хит оркестра — ​«Стан Тамерлана». Но так как у импрессионистов пряность, роскошь орнаментальных контрапунктов также имеет восточные корни, то вольность оказалась вполне уместной.

Украшением вечера стало участие знаменитого французского пианиста Жан-Ива Тибоде. Имя этого музыканта уже многие годы является гарантией качества. Как бы ни оценивать его темперамент или нюансы трактовок, но техника артиста безупречна. Вместе с ГСО Тибоде сыграл Пятый концерт Сен-Санса, отточенный за годы до автоматизма. Все сложные места — ​октавы, скачки, бурлящие пассажи — ​получались с дистиллированной чистотой. Концерт имеет подзаголовок «Египетский» (так как был создан композитором после поездки по Нилу на парусной барке) и в какой-то мере продолжает восточную линию, пунктирно намеченную в «Море». Вся первая часть представляла стремительно текучую звуковую стихию, как будто музыканты импровизировали здесь и сейчас. Во второй проскальзывали испано-мавританские интонации (особенно запомнилось роскошное соло гобоя) и томные восточные вздохи, напоминающие картины половецкого стана у Бородина. А в финале пианист «оторвался» по полной, играя почти джаз.

Двигаясь в обратном хронологическом порядке, Сладковский вернулся к истокам романтизма — ​к знаменитой «Фантастической симфонии» Берлиоза. И тут стало ясно, какие грандиозные метаморфозы и стремительный творческий рост переживает оркестр из Татарстана. «Фантастическая симфония» прозвучала не просто удачно и технически совершенно: каждый такт приносил открытия и персональные находки. Как известно, Берлиоз впервые перенес принципы прозаического романа, его фабульность на музыкальную почву. Возможно, в наше время замысел композитора вызвал бы общественное порицание: все-таки пропаганда наркотиков, раз главный герой — ​Артист, принявший дозу опиума. Но если серьезно, то перипетии этой истории дают возможность создать увлекательную интерпретацию, чем не преминул воспользоваться Сладковский.

В первой части робость и иллюзорность грез сменялись безудержным порывом. Дальше мы почти воочию видели кружащуюся под вздохи скрипок балетную пару и очаровались предчувствием будущих балетов Чайковского. Следующая за этим «Сцена в полях» провоцирует дирижеров на глубокомысленную эпичность, вгоняющую публику в неимоверную скуку. К счастью, худрук ГСО, лишенный стремления к ложному пафосу, выстроил эту часть как роман в романе. В начале, в диалоге с гобоем, меланхоличный голос английского рожка напомнил о том, как безнадежно умирающий Тристан ожидал свою Изольду в вагнеровской опере. А в конце грозные раскаты литавр подготовили зал к дальнейшим инфернальным событиям этого повествования. В «Шествии на казнь» Сладковский подчеркнул гротесковость ситуации, добавив в звучание оркестра некоторую долю разухабистости. Так и хотелось процитировать булгаковское: «Маэстро! Урежьте марш!» Вся часть предстала как пассакалия, тема которой — ​нисходящая мелодия в басах — ​вдалбливалась вновь и вновь с утрированной аффектированностью.

Апогеем стал «Сон в ночь шабаша». Тут уж оркестр было не удержать. Зал заполнился адскими шорохами, стуком костей оживших мертвецов (прием col legno у скрипок). Лик Возлюбленной, утратив свою поэтичность, кривился в гаденькой ухмылке — ​это кларнет-пикколо подпускал джазовые глиссандо, всячески ерничая над человеческими сантиментами. Туба утробно выводила тему католической секвенции «День гнева». Картину разгула нечисти дополнили всплески фанфар у медных духовых и «смех» деревяшек.

«Фантастическая симфония» показала, что ГСО отправился на поиск персонального стиля, обещающего интереснейшие художественные откровения. «Конечно, за этим — ​мой ежедневный труд, — ​признается Александр Сладковский. — ​Мне некогда почивать на лаврах. Я с утра до вечера думаю об оркестре, как распределить силы музыкантов, наш репертуар. Для того чтобы команда забивала голы, игроки должны точно знать свои места на поле, привыкнуть к обязанностям и получать удовольствие от взаимодействия».