Ставка больше, чем жизнь

Сергей КОРОБКОВ

05.12.2013

вру Чайковского — опере «Пиковая дама».

Постановка Юрия Александрова многих удивила, иных — шокировала, а «Новую оперу», потерявшую после кончины своего создателя Евгения Колобова и идею, и почерк, и лицо, похоже, взбаламутила не на шутку. Историю пушкинского Германна, измененную братьями Чайковскими (Модест Ильич писал сценарий, Петр Ильич — тексты отдельных сцен и арий), петербургский режиссер совместил с историей ХХ века, не изменив при этом ни строчки текста и ни такта музыки. Музыки стало даже больше — приглашенный дирижер Александр Самоилэ скорректировал партитуру по первому прижизненному изданию клавира композитора, открыл купюры. Действие начинается в 1913-м году, когда Россия празднует 300-летие Дома Романовых, и перемещается каждой из 7 картин оперы в последующие исторические эпохи прошедшего столетия: Первая мировая война, 1937-й, ленинградская блокада, смерть Сталина, смута 90-х. Количество персонажей умножено: тут и семейство Николая II, подставленное под большевистские пули, трассирующие в грозовом финале картины «Летнего сада»; и вождь народов, принимающий фильм «Свинарка и пастух» под трепетанье Прилепы и Миловзора в пасторали «Искренность пастушки»; и люди с Лубянки, обыскивающие убогую коммуналку пережившей свое время Графини Анны Федотовны; и завсегдатаи столичного казино — карикатурные «новые русские» в разноцветных пиджаках, делающие ставки посреди водрузившихся на игральный стол девиц древнейшей профессии.

Меняются все — от Лизы, предстающей то сестрой милосердия, то осунувшейся блокадницей, что волочит за собой, как по льду, труп бабушки, — до рассказчика анекдота про карты графа Томского, обнажающего свою бритую голову из-под тонкорунной папахи, сначала — белой, как и весь его кавказский костюм, в финале — кроваво-красной. Неизменным с виду остается один Герман, облаченный в черный френч и нет-нет да и теребящий тонкими пальцами зеленое покрывало ломберного стола, ставшее ему саваном. Но в душе его бушуют бури, происходящее кажется бредом воспаленного сознания, коим завладели демоны, призраки и привидения. 

Человек и время, изгой и стая, индивидуализм и мимикрирующая общественная мораль, свобода и зависимость — вот опорные точки, на которых Александров возводит концепт, всецело поддержанный не только музыкальным руководителем постановки, не только виртуозным сценографом Виктором Герасименко, превратившим копию скульптуры «Амур и Психея» из Летнего сада в гигантское надгробие над некогда благополучной Империей (как в 1917-м великий Мейерхольд устроил из лермонтовского «Маскарада» эпитафию царской России), но и исполнителем партии Германа Романом Муравицким. Предъявившим скептикам пускай и неровный по вокалу, но совершенный по актерскому воплощению образ «человека игры» и тем самым оправдавшим вольное обращение с первоисточником. 

Герман Муравицкого выходит на открытый поединок с миром Пушкина и Чайковского, опрокинутым как в прошлое, так и в будущее. Он играет с судьбой, и для него, как по Лермонтову, мир — колода карт: «Жизнь — банк; рок мечет, я играю, и правила игры я к людям применяю». Графиня Агунды Кулаевой поэтому воспринимается не традиционным антиподом протагониста, но означает ту самую «тайную недоброжелательность», что преследует «не таких, как все». В финальной сцене она является проигравшему жизнь в образе светловолосой девочки с мячом в руках — тут и прямая цитата из короткометражки Феллини «Тоби Даммит», и широкий захват культурных мифов, сквозь призму коих режиссер стремится взглянуть на канонический сюжет. Девочка с мячом — некий медиум, соединяющий мир души с миром кукольности и самообмана. Провоцирующий и умиротворяющий героя одновременно. 

Метафору Александрова критики зря рассмотреть не удосужились, зато предпочли дебатировать на темы — может ли режиссер повторять одну и ту же постановку в разных театрах и насколько правомочно актуализировать Пушкина и Чайковского, накладывая вновь сочиненный сценарий на классически образцовый сюжет. 

Что до первой из претензий, то поставленная Александровым в конце 90-х «Пиковая дама» в театре «Санкт-Петербургъ опера» соотносится с нынешней, как карандашный эскиз — с законченным станковым полотном. Что до стенаний по поводу «актуализации», то не надо выставлять Александрова эпигоном молодого режиссерского призыва с его лидерами Дмитрием Черняковым, Василием Бархатовым etc. Еще в 1993 году Александров поставил «Евгения Онегина», где все действие происходит в воображении начитавшейся любовных романов Татьяны Лариной. Он же одним из первых стал применять в оперной режиссуре кинематографические приемы флэшбэков и форвардбэков. Потом сделал второй спектакль пушкинского триптиха — «Бориса Годунова» Мусоргского. Теперь — окончательно оформил третий — по «Пиковой даме». Его можно не принимать, с ним можно спорить, но «Новая опера», включив спектакль в репертуар, после продолжительной стагнации стала соответствовать своему названию.